Шрифт:
Закладка:
Конечно, лишь он сам был виноват в том, что произошло между его детьми-близнецами. Во-первых, отец заставлял их делить спальню вплоть до подросткового возраста, и если он не знал, о чем думают двенадцатилетние и тринадцатилетние ночью в постели, то что с него можно взять? Черт, да Дженни сделала Грегу первый минет, пока этот старпер смотрел в гостиной «Клуб 700». Грег даже ждал, что их поджарит метеорит или молния, пока они кувыркались на односпальной кровати, и ничто не отделяло их злодеяние от отца, кроме бумажно-тонкой двери спальни без замка и одеяла, такого старого и поношенного, что больше походило на толстую простыню, чем на покрывало.
Поэтому, когда он нашел их пару лет спустя, в лесу, на склоне холма, неподалеку от их дрянного старого дома, то пришел в ярость. Он прыгнул на Грега и начал бить по лицу, в грудь, по яйцам и в живот. Дженни, обнаженная, как дикий олень, кричала ему остановиться, но мужчина потерял всякий рассудок, и Грег, теперь в полубессознательном состоянии, с отвисшей сломанной челюстью и залитым кровью правым глазом, едва мог разглядеть ее розовую фигуру, роющуюся в сброшенной одежде.
Пока отец готовился к тому, что могло стать последним ударом, Дженни ловко подскочила и вонзила ржавый восьмидюймовый нож для колки льда в яремную вену их отца. Затем вытащила и собиралась ударить снова, когда тот скатился с Грега на спину, а кровь била из раны гейзером. Даже Дженни удивила такая скорость.
– Видимо, я проткнула вену,– тихо сказала она и стоически наблюдала, как он булькал и паниковал на листьях, его глаза были белыми как яйца, а рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на причал.
Через мгновение, может, когда спал первый шок, громила и фанатик Библии Джим Лэниган начал вставать, видимо, чтобы разобраться в ситуации, придумать им наказание и так далее. Но Дженни позаботилась об этом, проткнув его быстрее гадюки.
Раз-два.
Первый удар пришелся на сердце, а второй – прямо в правый глаз, где нож и остался.
Черт, может, правда надо уезжать.
Грег недолго смотрит на Дженни, а затем его взгляд опускается на ее бедро. Она идеально вычистила нож после того, как они похоронили своего отца. И, насколько ему было известно, с тех пор никогда с ним не расставалась.
– Если они не захотят убивать мальчика, мы сами можем этим заняться,– говорит Грег, довольный тем, что Дженни одарила его своей самой сексуальной улыбкой.
– Да?
– Конечно, если ты так хочешь,– говорит он и натягивает кепку пониже на лоб, глядя вперед и наблюдая, как густой лес расступается перед ними, словно от мощи их общей воли.– Я не возражаю.
Часть седьмая: Зараза
1
Держа в одной руке бумажную тарелку с болонским сэндвичем и горстью чипсов, Лиам другой рукой стучит в дверь, скорее по привычке, чем из вежливости. Ну, может, слегка из вежливости. В конце концов, он уже сорвался на парня, и Лиаму все еще немного стыдно из-за того, что он тогда потерял контроль. Несправедливо, когда взрослый мужчина пинает маленького пацана. Однако из-за банки колы подмышкой с каждой секундой становится холоднее, поэтому мужчина отодвигает большой засов и открывает дверь в комнату Генри. Его нос морщится от первого глотка воздуха.
Боже, ну и вонища.
Кроме того, здесь холодно и, хоть вечер еще и не наступил, собралась густая тень. Лиам сначала смотрит на койку, ожидая увидеть Генри, как обычно, укрытого одеялами и так и кричащего своей позой «иди в задницу».
Он чувствует озноб – который не имеет ничего общего с ледяным воздухом,– когда видит, что кровать пуста.
Инстинктивно его взгляд метнулся в угол слева – это была ближайшая слепая зона, из которой Генри мог напасть на него. Когда он убеждается, что там никого нет, то делает еще один маленький шаг вглубь комнаты и смотрит на дальнюю стену.
И видит его.
Генри стоит как вкопанный в дальнем затемненном углу, вне досягаемости последних солнечных лучей, косо пробивающихся через заколоченное окно. Когда глаза Лиама привыкают, он понимает, что Генри голый, его одежда лежит кучей рядом с кроватью, в десяти футах от него. Руки мальчика опущены по бокам, и он смотрит на Лиама полуприкрытыми глазами, словно он в трансе или спит.
– Генри? – спрашивает Лиам и медленно, осторожно ставит на пол тарелку с едой и банку. «Уже через минуту там все будет в тараканах, но надо разобраться с главным».
– Генри,– повторяет он,– в чем дело, приятель? Почему ты разделся?
Тем временем Лиам закрывает за собой дверь. Он не может запереть ее изнутри, но будь он проклят, если позволит парню проскользнуть мимо него во второй раз. Тогда мужчина видит, что Генри, чья плоть в тусклом свете кажется скорее серой, чем коричневой, дрожит. Сильно. Лиам слышит, как на другом конце комнаты стучат его зубы.
– Здесь мороз, Генри. Может, накроешься одеялами, и я включу обогреватель, а? Там закончился бензин? Он пустой? Может, ты снова оденешься?
– Одежда воняет,– говорит Генри тихим и дрожащим голосом.– Я описался и пропотел, и она грязная. От меня воняет, но од-д-дежда еще хуже.
– Ладно-ладно. Вот что. Надень штаны, ладно? А я принесу тебе свою футболку. Она будет тебе по колено, но зато сухая и не воняет. Потом мы спустимся, я достану мыла, мы нальем воды в ведро, или еще куда, и постираем там хотя бы твои трусы и футболку, ладно? Они за ночь высохнут на улице, и завтра ты их заберешь. Не идеально, конечно, но все равно лучше. И я вынесу твое ведро, да?
Генри шмыгает носом.
– Я ненавижу это место.
Лиам вздыхает и опускает голову, внезапно сгорбившись от усталости и, если честно, начиная гадать, зачем вообще согласился на всю эту муть. Он не бездушный убийца и не мучитель детей. «Думал, все пойдет иначе, да? Надеялся запереть богатенького парнишку в шкаф на пару дней, забрать чемодан с деньгами, а потом укатить в Мексику? Легкотня, верно? Хрена с два».
– Все закончится через пару дней, Генри. Окажешься дома и забудешь об этой поездочке, вернешься в школу к друзьям, будешь играть в игры и все