Однако погиб только один из трех, и не Пьеро, поэтому никто к ним не примкнул, как бы велика ни была, по их мнению, молчаливая поддержка. Вместо этого люди выказали свою преданность Сарди (как они ее понимали): они устроили охоту за членами семей Бриачи и Сончино, вытаскивали их из палаццо, и мужчин и женщин. Некоторых убили, внутри или на улице перед их домами. Жестокие дни наступили в Фиренте.

Поэтому город так и не выяснил истинной глубины чувств по отношению к тирании в республике. В течение нескольких дней семьи Бриачи и Сончино, а они были многочисленными, уничтожили. Почти всех взрослых мужчин убили, а понятие «взрослый» в те дни было расплывчатым.

Женщин и маленьких детей отправили в ссылку, вести ту жизнь, какую им удастся обрести. Такое милосердие некоторые сочли ошибкой. Вспоминали, как герцог Мачеры, Ариманно Риполи, убил всех членов тех семей, которые восстали против него в его городе несколько лет назад, и бросил их тела гнить в течение многих дней на центральной площади. Даже женщин. И детей.

Пьеро Сарди выбрал несколько иной путь. Хотя ссыльным не разрешалось возвращаться на протяжении его жизни и жизни его уцелевшего сына, который в конце концов стал его преемником, их не убили. И некоторые сумели построить новую жизнь в других местах.

Существовала разница, писал много лет спустя один проницательный человек, оглядываясь на то время, между герцогом и банкиром, фактически правящим своим городом-государством, пусть и не имея никакого титула.

Рафел понимал, что поступил глупо и из-за этого умирает. Последствие огромного значения, но глупость определенного масштаба влечет за собой такую возможность, не правда ли?

Как человек, считающийся предусмотрительным и осторожным, мог совершить такое? В самом деле, как? Броситься вперед, без оружия – он никогда не носил оружия! – чтобы преградить путь убийце с мечом, напавшему на человека, которого он едва знал?

Это не был совсем уж глупый поступок, возражал он себе, часто дыша, прижимая ладонь к ране в груди. Он не думал (если он тогда вообще думал, а не просто действовал), что может сделать что-то большее, чем просто оттолкнуть и замедлить того человека, который бросился на Антенами Сарди. Он надеялся задержать его, толкнуть его сбоку, может быть, дать д’Акорси или Лении время вмешаться, чтобы сын Сарди успел отскочить в сторону, чтобы его телохранители успели подбежать, или…

Что ж, кажется, Ления убила того человека, и молодой Сарди жив, так что он осуществил свое намерение. Хоть это хорошо.

Почему у тебя вообще возникло такое намерение – слишком сложный вопрос для этих последних, мучительных мгновений жизни, думал он. Антенами Сарди ничего для него не значил! Какая ему разница, кто будет править Фирентой!

Был ли я все это время человеком нравственным, думал Рафел бен Натан. Добродетельным?

В самом деле? Купец? Корсар? Он бы рассмеялся, но в тот момент это было невозможно. Он невыносимо страдал от боли. Очень много крови. Конечно.

Он почувствовал присутствие Лении, которая стояла рядом с ним на коленях. Повернул голову и посмотрел на нее. С трудом произнес:

– Ты знаешь, куда надо отправить мои деньги. В Марсену. У тебя есть… полномочия. Документы в банке. Я это предусмотрел… когда открывал счет.

– Помолчи, Рафел! – Ления постаралась произнести это сурово, но она плакала. Он не хотел, чтобы она плакала. И все же, даже если это было неправильно, ему вовсе не претила мысль, что его будут оплакивать. Какую жизнь ты прожил, если никто не станет по тебе горевать?

Тем не менее ему необходимо было сказать ей еще кое-что. А это уже стало трудно.

– Еще… каракка, продолжай ее строить. Я плачу свою долю. Застрахуй ее как положено, когда она будет готова. Если мы получим прибыль или если ты ее продашь, перешли мою долю… туда же. Ты знаешь, я тебе доверяю. Больше чем доверяю, Ления. Больше.

Она держала его руку в своих ладонях. Крепко сжимала ее.

– Помолчи, – снова сказала она. – За врачом уже послали.

– Он просто быстрее меня прикончит, – с трудом выговорил Рафел. Старая шутка.

Боль, которую он чувствовал, была поразительной. Он и не знал, что что-то может болеть так сильно. Меч вошел высоко. Вошел и вышел – убийца хотел быстро проскочить мимо него. Не проскочил. Недостаточно быстро. Этот человек лежит неподалеку. С ножом в глазу.

– Ления, пустите меня! Мне нужно увидеть рану. – Это сказал Фолько д’Акорси.

Это разумно, подумал Рафел, пытаясь хотя бы немного дольше сохранить способность мыслить. Ясность мышления всегда была важна для него. Д’Акорси военный. Он видел много ран, нанесенных мечом. Вероятно, ему приходилось убивать людей, которыми он командовал, когда их смертельно ранили, – чтобы избавить их от боли, облегчить их смерть. Отправить их к их богу.

Рафел видел такое однажды, на «Серебряной струе». Это сделал Эли. Моряк на палубе получил две пули; налет на торговый корабль – удачный, но они потеряли трех человек. Им оказали большее сопротивление, чем ожидал Рафел.

Если это твои люди и они выполняли твой приказ, должен ли ты винить себя в их смерти, когда такое случается? Или… разве они не свободны были в выборе своего жизненного пути?

Вопросы, которые он хотел бы обдумать, самостоятельно или в беседах с другими людьми. Такой у него склад ума. Он не боец, никогда не любил сражений, даже когда приказывал атаковать. Поэтому то, что с ним сейчас произошло, было неожиданно. Можно сказать, неуместно. Вот только… только если ты действительно мыслящий человек, то понимаешь, что каждый может встретить внезапную смерть на дороге жизни. В море или на суше, на базарной площади или во дворце, на каменистом берегу. На тихой ферме во время пиратского налета.

Ления не поднялась и не отпустила его руку. Д’Акорси подошел к Рафелу с другой стороны и тоже опустился на колени.

– Это было смело, бен Натан, – произнес он.

– Я не много сделал.

– Всего лишь спасли ему жизнь.

– И навлек опасность на людей, которые от меня зависят. Не очень разумно.

На это Д’Акорси ничего не ответил. Осторожно отвел ладонь Рафела от раны. Пристально посмотрел. Закрыл свой единственный глаз. На мгновение, но этого было достаточно. Сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Чистые простыни, вскипятить воду. Вина для раны.

– Быстро! – Другой голос. Антенами Сарди. – Сараний, организуй это!

– Сделаю. – Верховный священник спустился со своей кафедры и стоял рядом с ними.