Шрифт:
Закладка:
Это святилище не было самым большим в Фиренте. Таким было Главное Святилище с огромным куполом, которое стояло рядом с палаццо, где находилась городская администрация. Но это было самым красивым и становилось все прекраснее с течением времени, потому что Пьеро Сарди предпочитал его всем другим и щедро тратил деньги на его украшение, год за годом. Здесь находилась капелла, которая должна была когда-нибудь (через много лет, молился Сараний) стать могилой Пьеро. Его жена уже покоилась там, ожидая его.
Ей часто приходилось его ждать, так говорили люди. Не то чтобы Пьеро изменял ей с другими женщинами (хотя, возможно, и изменял), но этот человек уже давно был правителем Фиренты во всех смыслах, кроме официального, редко покидая свою контору раньше наступления темноты, даже в долгие летние дни, и снова приходя туда с восходом солнца. Каждый день.
Никто не мог обвинить его в том, что он не трудится в поте лица на благо своего банка, своей семьи, своего города.
Сараний делла Байана, названный в честь великого императора, основавшего на востоке Золотой город, теперь трагически павший, считал Пьеро Сарди человеком, прошедшим по крайней мере половину пути к божественному благословению. Ему достаточно было оглядеться вокруг, чтобы получить этому доказательство: картины на стенах и на куполе, скульптуры в альковах и капеллах, повсюду мрамор и алебастр, привезенные из знаменитых каменоломен Бариньяна. Элегантный изгиб лестницы восходил к кафедре, откуда Сараний обращался к пастве в такие дни, как этот. И к библиотеке наверху, куда вела дверь за алтарем или отдельный вход с улицы, с собственной красивой лестницей.
Там у Сарания имелась своя комната. В ней висела маленькая картина, на которой был изображен бог в своей колеснице, – работа художника Вьеро Виллани из Серессы. Не знаменитого, но уважаемого. Сараний приобрел ее много лет назад на собственные деньги. Но в самом святилище? Величайшие художники и мастера из Батиары и из-за ее пределов приезжали по просьбе Пьеро Сарди и создавали произведения, полные красоты и благочестия, а потом уезжали, получив хорошую плату за свою работу.
В эти времена заказчики не всегда своевременно оплачивали работу художников, и Пьеро завоевал их доверие. Поэтому они часто возвращались в Фиренту и еще больше прославляли этот город своими новыми работами. Приезжал даже Маттео Меркати, превосходивший мастерством всех остальных: красивый мужчина, даже слишком красивый. И такой талантливый. Даже слишком талантливый. Оба этих качества делали его высокомерным. С этим приходится мириться, думал Сараний, когда человек по-настоящему велик. Точно так же, как люди мирятся с этим – или должны! – в отношении патриарха Сарди.
Но, конечно, не все любили Пьеро так, как Сараний и другие сторонники семьи Сарди и как десяток художников. В конце концов, зависть всегда была свойственна людям. Пьеро много лет властвовал в городе, который называл себя республикой. Да, проводились выборы, но под контролем семьи Сарди. Это все знали. Но это, несомненно, делалось ради общего блага: посмотрите только, как процветает Фирента!
И все-таки в этом процветающем городе было полно амбициозных, суетных мужчин, и некоторые из них считали, что могли бы еще лучше управлять им, что их семьи тоже могли бы пользоваться полученными от этого преимуществами.
Сараний делла Байана, низкорослый, пухлый, лысеющий, умный и неоспоримо благочестивый, считал, что они неправы. Он верил, что Джад поступил мудро, позволив Пьеро Сарди занять высокое положение в этом городе.
Он, младший сын из хорошей семьи в Байане, сам выбрал службу богу, когда его детство осталось позади, и выбрал себе земного повелителя вскоре после того, как прибыл в Фиренту, чтобы занять свое место – после того как послужил в других городах, сначала в маленьких, потом в больших и некоторое время в Родиасе. Теперь он стал верховным священником и чувствовал, что заслужил это. Он был не самым влиятельным священнослужителем в этом городе, но достаточно влиятельным, так как все знали, что Пьеро благоволит ему и его святилищу. Многие искали благосклонности Сарания, его посредничества, как в делах религии, так и в делах светских.
Поэтому в то утро он был очень доволен своим святилищем, своим городом, своей жизнью, тем, куда Бог привел его, и особенно радовался наступлению этого дня.
Он проверил, под каким углом падают солнечные лучи сквозь восточные окна. Сараний изучил освещение в своем святилище, знал, как оно меняется на протяжении дня, в зависимости от времени года, солнечного света, облачности или дождя. Он кивнул Муссео, своему самому доверенному священнику. Муссео подал знак тем, кто стоял у входа, и они распахнули двери, позволив толпе с площади заполнить святилище.
Мужчины и женщины Фиренты не входили в святилище – или куда бы то ни было – организованно, это было не в характере города.
Люди хлынули в высокие бронзовые двойные двери, болтая и смеясь, полные радости, рожденной весной и этим днем. Сараний даже и не думал их утихомиривать. Он сам чувствовал себя так же. Он, конечно же, был знаком с большинством этих людей. В каждом святилище есть свои постоянные прихожане. Здесь это были в основном семьи, связанные с Сарди, или те, которые стремились к этому или, по крайней мере, хотели, чтобы их не считали враждебно настроенными по отношению к ним. То, куда ты ходишь молиться, имеет значение, выходящее за рамки религии.
Это была по большей части богатая, хорошо одетая толпа. Люди знали, где им следует сесть, насколько близко или далеко от кафедры, на которой он сейчас стоял и позади которой находился алтарь, где покоился великолепный солнечный диск. Здесь он будет проводить службу после того, как поприветствует всех и произнесет свои благочестивые слова. Он старался говорить кратко. Пьеро Сарди не любил длинных проповедей. Ему сразу дали это понять.
Подумав об этом, Сараний оглянулся. Он знал ритм происходящего в святилище. Позади алтаря только что открылась дверь, и он увидел, как начали входить трое Сарди, отец и два сына, вместе с двоюродными братьями и женщинами семейства. Трое мужчин были одеты в черное, даже во время праздника. Дорогая одежда с дорогой отделкой, но без показной роскоши, не привлекающая внимания – если не разбираться