Шрифт:
Закладка:
VI. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОСЛАНИЯ К ГАЛАТАМ
Обращение Павла в христианскую веру
Эта проверка не дает результатов, благоприятных для автора Послания к галатам. Сомнения вызывает, прежде всего, вопрос о том, каким образом стал он благовествовать о Христе. Автор Послания усиленно подчеркивает свою самобытность. В Гал. 1, 1 он называет себя апостолом, «избранным не человеками и не чрез человека». Самым торжественным образом он заверяет (1, 11) — и даже подкрепляет это клятвою: «Пред богом, не лгу» (1, 20), — что евангелие,[40] которое он благовествует, не есть человеческое, ибо он принял его и научился не от человека, но чрез откровение Иисуса христа (1, 11 сл.). При этом он вспоминает свой прежний образ жизни, когда он, будучи иудеем, жестоко преследовал христианские общины и в качестве неумеренного ревнителя отеческих преданий превосходил многих своих сверстников. Когда же бог соблаговолил открыть в Павле сына своего, чтобы апостол благовествовал Христа язычникам, он, Павел, не стал тогда советоваться с плотью и кровью и не поспешил в Иерусалим к более ранним апостолам, а отправился в Аравию и оттуда возвратился в Дамаск. Лишь три года спустя он пошел в Иерусалим, чтобы повидаться с Петром. У последнего он пробыл пятнадцать дней, не нашел там ни одного апостола, кроме Иакова, «брата господня», и отправился затем в Сирию и Киликию. Общинам же иудеи он лично будто бы остался неизвестен. До них дошел только слух, что их бывший преследователь ныне благовествует веру, и за это они прославляли бога (Гал. 1, 11 — 24).
В этом повествовании прежде всего бросается в глаза явное преувеличение. Автор Послания к галатам старается создать впечатление, будто источником всего его евангелия является откровение божие. В чем заключалось указанное откровение, это мы знаем из «Деяний апостольских», и текст Послания к галатам обнаруживает, что его автору было известно то, о чем говорится в «Деяниях». Деяния апостольские сообщают об этом в трех различных главах — 9-ой, 22-ой и 26-ой, отличающихся друг от друга в деталях, но вполне совпадающих в основных моментах. Они повествуют о том, что когда Павел, снабженный письмами первосвященника к дамаским синагогам, находился на пути в Дамаск, чтобы вернуть приверженцев Христа (убежавших в Дамаск вследствие гонений на Стефана) закованными в Иерусалим, не далеко от Дамаска его внезапно осиял свет с неба, и он услышал голос, который объявил ему, что с ним говорит Иисус, и повелел ему идти в город, где от находившихся там мужей он узнал, что ему надо делать. При этом, согласно 26, 16 и сл., Павел был наречен апостолом язычников уже во время происшествия под Дамаском, между тем как согласно 22, 10 сл. это имело место позднее, когда он уже вернулся в Иерусалим.
Помимо этого, повествование Деяний не содержит ничего такого, что могло бы дать право мнимому Павлу почерпнуть все содержание своего евангелия, без всякого человеческого посредничества, исключительно из видения под Дамаском. Напротив, оно решительно подчеркивает связь между сообщением апостола и находившимися в Дамаске последователями Иисуса. Что Павел уже раньше должен был иметь, по крайней мере, общее представление об их религиозных взглядах, ясно само собой, ибо в противном случае было бы непонятно его усердие в отношении преследования сторонников христа. Павел не мог не знать, что перешедшие на сторону триста представители иудейской апокалиптики занимали по отношению к закону более независимую позицию, чем иудейство, стоявшее на официально-формальной точке зрения. Он не мог не знать, что религиозное спасение они выводили из своего отношения к мессии или Иисусу Христу и что этим своим посредником в спасении они считали распятого мессию — совершенно необычайный для всего прежнего иудаизма взгляд. Все, что могло открыть ему в лучшем случае переживание под Дамаском — это фактическую справедливость данного взгляда. Внезапная (вспышка света, которая будто бы сопровождала явление Христа Павлу, могла послужить для него лишь указанием на то, что небесный мессия, которого признавал и он как иудей, в действительности есть лишь вознесшийся (к небу распятый Иисус — воззрение, которого, как сказано, не разделяли другие гностические секты, поскольку они рассматривали небесного мессию и земного Иисуса как две разные личности. Распятый Иисус — это сам Христос; следовательно, мессия — не чисто небесное существо, а страждущий и умирающий человек в смысле «раба божьего» Исайи; только это и могло открыться Павлу благодаря видению в Дамаске. К тому же он должен был уже знать этот взгляд Деяний и до известной степени быть в курсе религиозного мировоззрения последователей Иисуса. Ведь, как мы видели, религия Павла представляет собой лишь одну из разновидностей иудейского гностицизма. Затем Павел, по-видимому, отнюдь не высказывает свое личное мнение, а напротив, выступает как выразитель довольно широко распространенных философских взглядов. Наконец, весь сложный и строго продуманный характер миросозерцания Павла также исключает возможность того, чтобы оно составляло содержание однократного личного откровения, тем более, что в 1 Кор. 11, 23 и 15, 3 сам Павел признается, что он «принял» сообщение о тайной вечере и о смерти, погребении и воскресении Иисуса, а Буссе доказал, что, в частности, взгляд на христа, как на владыку (kyrios) общины, не является первоначальной идеей апостола, а представляет собой простое воспроизведение основного убеждения эллинистической (антиохийской?) общины. Притязания автора Послания к галатам на чисто личное происхождение и оригинальность своего евангелия, а также ссылка на откровение, как на единственный источник этого писания, производят, поэтому, крайне странное впечатление и выявляют тенденциозность указанного автора. Павел стремится опровергнуть предположение, будто содержанием своего евангелия он обязан иерусалимским апостолам и вообще находится в той или иной зависимости от них. Но именно таков взгляд Деяний апостольских, который, как сказано, имел в виду Павел, сочиняя свое послание, и против которого направлены все его уверения.
О Павле, под именем Савла, «Деяния апостольские» впервые упоминают в связи с избиением камнями Стефана (7, 58). Свидетели этого избиения — повествуют Деяния — положили свои одежды у ног юноши, по имени Савл, который одобрял убиение Стефана (8, 1). Из всего этого повествования следует, что Стефан