Шрифт:
Закладка:
На пути к Бухте предстояло миновать английскую и голландскую фактории, которые захватили участки земли перед своими фасадами, превратив их в частные скверы. Пешеходам был оставлен узкий проход, который обитатели индийской фактории окрестили Воровским проулком.
Много лет назад Бахрам имел печальный опыт знакомства со здешними щипачами. Пока он пробирался сквозь людскую толчею, у него вырезали кошелек, да так нежно, что, лишь добравшись до таможни, он обнаружил дыру в чоге и нехватку пятидесяти долларов. Нынче, опасаясь ушлых жуликов, он придерживал кошелек рукой.
Одолев проулок, Бахрам бросил взгляд на контору таможни — скромное кирпичное здание возле устья канала. Утоптанный двор таможни сегодня был пуст, там слонялись лишь несколько разносчиков и кули. Здание конторы перекрывало обзор реки, и Бахрам подумал, не выйти ли к набережной, дабы удостовериться, что на воде все спокойно. Но потом отказался от этой мысли, решив, что не стоит привлекать внимание, и свернул налево, к Бухте.
Бахрам давно не бывал в этой фактории, но, похоже, здесь ничто не изменилось: все тот же длинный темный проход, пропахший плесенью и мочой. Иннес снимал квартиру в доме номер два по правой стороне. Набалдашником трости Бахрам постучал в дверь. Тишина. Он постучал еще раз. Наконец дверь отворилась, и слуга провел его к нужной квартире.
Узкая вытянутая комната ничем не отличалась от обычного жилья мелких торговцев, но только здесь царил дикий беспорядок: на небольшом обеденном столе гора грязной посуды с засохшими объедками, на стульях и кушетках холмы засаленных простыней. Брезгливо сморщившись, Бахрам перевел взгляд в конец комнаты.
Многие здешние квартиры имели балкончик, выходивший на канал; вонь от прокисших объедков и нестиранного белья была столь мерзкой, что Бахрам решил предпочесть ей зловоние сточной канавы. Он уже хотел пройти на балкон, но тут по крутой лестнице, соединявшей комнату со складом на первом этаже, бегом поднялся Иннес. Он был сильно небрит, а куртка и брюки его выглядели так, словно несколько ночей он спал не раздеваясь. Окинув гостя хмурым взглядом, Иннес без предисловий сказал:
— Надеюсь, деньги при вас, мистер Модди.
— Разумеется, мистер Иннес. Вы их получите, как только прибудет груз.
— Он уже на подходе.
— Вы уверены, что все благополучно?
— Конечно. Все заметано. — Иннес сунул в рот сигару и чиркнул спичкой. — Прилив начался, лодка подойдет с минуты на минуту.
Бахрам вдруг почувствовал симпатию к нему — в такой непробиваемой самоуверенности было что-то ободряющее.
— Приятно видеть вас в хорошем настроении, мистер Иннес.
— Я всего лишь орудие высшей воли, мистер Модди.
Снизу донесся крик слуги:
— Лодка! Вижу лодку!
— Это они, — сказал Иннес. — Я спущусь и прослежу за разгрузкой. Если вас не пугает запашок, мистер Модди, пройдите на балкон. Оттуда вам будет хорошо видно.
— Как скажете. — Бахрам открыл дверь и вышел на балкон.
Прилив наполнил канал, и теперь лодка могла легко подойти к берегу. На причале Иннес и слуга, вытянув шеи, всматривались вдаль. Проследив за их взглядами, Бахрам увидел лодку, которая медленно двигалась по каналу и уже миновала контору главного таможенника: корабельная шлюпка с командой гребцов-ласкаров и двумя местными проводниками.
Даже в прилив узкий канал не позволял ей набрать скорость, и Бахраму казалось, что она приближается мучительно медленно. Лоб его покрылся испариной. Когда шлюпка наконец подошла к причалу, Бахрам глубоко вздохнул и концом тюрбана отер лицо.
— Вот, видали, мистер Модди? — Широко расставив ноги, Иннес победно пыхал сигарой. — Что я вам говорил? Все доставлено в целости и сохранности. Это ли не доказательство предначертанности нашего дела?
Бахрам улыбнулся. Игра стоила свеч; удивительно, как легко и безопасно все получилось — даже не пришлось завозить опий на свой склад.
— Шахбаш, мистер Иннес! — отсалютовал Бахрам. — Отменная работа!
Свободный день выпадал нечасто, и Нил знал, как им распорядиться: рот его наполнялся слюной от одной только мысли о лодке-кухне Аша-диди, куда он уже давно не наведывался.
Эта харчевня была знаковым местом для проезжих индусов, и всякий из бесчисленных сипаев, серангов, ласкаров, менял, конторщиков, секретарей и толмачей считал своим долгом ее посетить, ибо на всем протяжении Жемчужной реки лишь в заведении Аша-диди можно было спокойно насладиться блюдом, твердо зная, что оно не содержит говядины, свинины или мяса тварей, что некогда лаяли, мяукали, ползали и чирикали: тут готовили только из убиенных баранов, кур, уток и рыб. Кроме того, здесь использовали приятно знакомые ингредиенты — настоящую масалу и узнаваемые масла, рис не был мягким и клейким на заморский манер, а в меню значились бирьяни — рыбный пилав, даал, овощное рагу бхаджи, курица-карри и жареная рыба со специями. Изредка, и эти дни считались особо удачными, здесь подавали пакору и пури[52], а по предварительному заказу можно было получить и вегетарианское блюдо, причем не какую-нибудь пресную дрянь, как в кантонских монастырях, но нечто сочное и вкусное.
Индусы, приехавшие в Южный Китай, неделями сидели на вареных овощах и рисе, опасаясь ненароком отведать что-нибудь запретное или, хуже того, неведомое, что подорвет отлаженную работу кишечника, и потому были не просто благодарны Аша-диди, но боготворили ее. У Нила же имелась еще одна причина посещать харчевню: помимо отменной еды он наслаждался возможностью поговорить на бенгали.
Аша-диди свободно владела хиндустани и бенгали, чем повергала в шок заезжих индусов, ибо не было никаких внешних примет, указывающих на ее связь с их родиной. Худощавая и подтянутая, одевалась она просто, как все кантонские лодочницы: синяя блуза, штаны по голень, островерхая шляпа, да порой стеганый жилет, защищающий от зимней стужи. Вот хозяйка лодки-кухни сидит на табурете, щелкает костяшками счетов, подле нее горит ладанная палочка, отмеряющая время, — все это прекрасно вписывалось в кантонский пейзаж, и потому индусы остолбеневали, услышав приветствие на своем родном хиндустани или бенгали. Подобрав отвисшие челюсти, гости спрашивали, как она это делает, словно узрели фокус иллюзиониста. В ответ Аша-диди смеялась:
— Никакого чародейства! Я выросла в Калькутте, мои родные и сейчас там.
Вскоре после ее рождения отец перебрался в Бенгалию, он был одним из первых китайских иммигрантов, осевших в Калькутте, редкий кантонец среди большой группы хакка. Начинал отец грузчиком на киддерпорской верфи, но потом к нему приехала семья, и он наладил маленькое собственное дело по снабжению транзитных китайских
