Барри. Туман наделать. Такой часто бывать.

— Туман не оставлять лужи.

— Оставлять, оставлять. Идем пошли. Шибко ночь.

Следом за провожатым Бахрам по сходням прошел на причал. Безлюдный майдан тонул в тумане. Вдали темнели фасады факторий, и только в окнах Ачха-Хон горел свет. Наверное, Вико и челядь уже встревожились отсутствием хозяина.

Вышагивая по майдану, Давай вновь заговорил об опии:

— Мистер Барри и моя иметь дело мы прошлый раз говорить? Твой хотеть, моя готов.

Бахрам знал, что эта тема возникнет, и еще несколько часов назад, не раздумывая, ответил бы отказом. Но сейчас уже не мог сказать «нет».

— Ладно. Я согласен. Завтра Вико с тобой говорить. Потом он ехать на «Анахита» и все устроить. Мы заключать сделка.

11

Отель «Марквик».

2 декабря.

Дорогая моя Пагли,

Я не мог оторваться от твоего письма, в котором ты поведала удивительную историю несчастного Уильяма Керра. Однако, поверь, мое потрясающее открытие удивит тебя еще больше, а уж мистера Пенроуза и вовсе повергнет в шок. Но об этом чуть позже, расскажу все по порядку.

Как ты помнишь, купцы Панхиква и Хоуква обещали свести меня с Линь Чоном из питомника Фа-Ти. Шли дни, но от них не было вестей, и я уж стал думать, что, наверное, придется мне действовать самостоятельно. Однако нынче утром мистер Марквик постучал в мою дверь и сказал, что ко мне гость. Он буквально кипел от злости, ибо терпеть не может гостей, особенно из числа местных жителей, и всех завсегдатаев майдана считает ла-ли-лунами, то бишь бандитами. И потому всякий гость, кого он относит к разряду «нежелательный», не допускается выше лестничной площадки. Зачастую мистер Марквик чересчур придирчив в своих оценках, но в данном случае никто не назвал бы его излишне суровым судьей. Мой гость оказался суетливым человечком с огромным родимым пятном и длинной косицей; он подобострастно улыбался и кланялся, но в манере его сквозила назойливость, как у того, кто собирается сделать непотребное предложение, и я даже испугался, что вижу какого-нибудь зазывалу. Но, как выяснилось, ему надлежало сопроводить меня в Фа-Ти к господину Линь Чону, его дай лоу, то есть начальнику.

Он назвался А-Медом, однако, я полагаю, вообще-то его имя Ахмет, ибо он поведал, что отцом его был черноголовый бес, то бишь араб или перс. (Мне бы это и в голову не пришло, ибо с виду он самый обычный китаец.)

Так или иначе, у этого наполовину араба имелась лодка, и он был готов отправиться в путь немедля.

Я хотел взять с собою Джакву, ибо не представлял, как буду общаться с господином Линь Чоном, и потом, меня отнюдь не прельщала перспектива долгой поездки наедине с А-Медом. Но провожатый мой сказал, что ехать надо прямо сейчас, а толмач не требуется, поскольку «начальника очиня хорош говорить англичанский». Разумеется, я этому не поверил, и мне не понравилось, что меня подгоняют, но делать было нечего — я сходил в свой номер за рисунком камелии, и мы пошагали на причал.

Сады Фа-Ти расположены на оконечности острова Хонам, где Жемчужная река впадает в озеро Белый Лебедь. Путь не дальний, но сперва нужно одолеть ширь плавучего города, с которым соседствует песчаная коса под названием Шамянь. К ее берегам причалены «цветочные лодки», предназначенные для увеселений с женщинами. Ты у нас, дорогая мадам де Паглини, не стыдливая скромница, а посему я не стану прибегать к экивокам, но скажу прямо (только советую не знакомить мистера Пенроуза с этим абзацем): лодки сии — не что иное как плавучие бордели! При виде их А-Мед стал ужасно велеречив, и я заподозрил, что он как-то связан с этими заведениями. Я не смогу повторить его красочные описания, ибо они заставят покраснеть даже меня. Скажу только, что, надумай я туда заглянуть, мне бы предложили широкий выбор дам из провинций Хубэй и Хонан, а также из Макао: от полногрудых матрон до субтильных девиц, от певуний, чьи голоса усладят слух, до белошвеек, чьи проворные пальчики защекочут до икоты.

А-Мед явно огорчился, когда я отверг сии предложения, и, словно в отместку, ткнул пальцем вдаль:

— Туда гляди! Там башка рубить! Долой башка!

Вначале я его не понял, но, вглядевшись, уразумел, что он показывает на место публичных казней, также расположенное возле реки.

Признаюсь, оно меня заворожило. Задиг-бей рассказывал, что здешние казни привлекают изрядно зрителей, включая иностранцев — некоторые фактории даже устраивают коллективные лодочные экскурсии! Какая гадость, верно? Что ж, в Калькутте и Лондоне сотни людей приходят поглазеть на повешенье, так чего ужасаться, что и здесь та же история? Я не охотник до подобного зрелища и никогда не стану его очевидцем, но сейчас не смог оторвать глаз от сего места.

Оно представляет собою узкую береговую полосу, которая хорошо просматривается с реки. Вместо виселиц там иные устройства — например, этакий стул, к которому человека привязывают, прежде чем отсечь ему голову. Другое приспособление похоже на крест, но используется для удушения: руки осужденного приторачивают к перекладинам, а потом затягивают петлю на шее.

Хоть было далеко, но, по-моему, на одном кресте я разглядел мертвеца. Я едва не лишился чувств, однако об увиденном не жалею, ибо сразу понял, что сия сцена найдет отражение в моем свитке, и еще долго раздумывал об ее месте в композиции.

Из задумчивости меня вывел А-Мед, возвестивший, что мы подъехали к Фа-Ти. Я ожидал увидеть сады, расстилающиеся от самой кромки воды, однако ничего подобного: берег, изрезанный мутными протоками, какие видишь на подъезде к Калькутте, густо порос баньянами, бодхи и хлопковыми деревьями, знакомыми по Бенгалии. Мы свернули в протоку, временами минуя похожие на крепости усадьбы, обнесенные высокими оградами, из-за которых виднелись черепичные крыши. Наконец подплыли к причалу, где стояла уйма всяких судов — сампаны, шаланды, барки и даже огромная, ярко раскрашенная прогулочная лодка.

Усадьба ничем не отличалась от тех, что мы видели по пути: высокая серая ограда выглядела так грозно, словно за ней тюрьма или арсенал. Все это совершенно не совпадало с моим представлением о питомнике, и я подумал, что, наверное, произошла какая-то ошибка. Но А-Мед подвел меня к воротам, и стало ясно, что мы прибыли точно по адресу — вывеска на английском и китайском извещала:

«Питомник „Жемчужная река“».

На территории усадьбы А-Мед усадил меня на скамью, взял мою визитку и