— Хозяин спрашивает, от кого вы узнали о приезде нового мандарина?

Бахрам пожал плечами:

— Это не важно. Новость верна?

— Господин удивлен вашей осведомленностью. Достоверно известно одно: император вызвал к себе Линь Цзэсюя, губернатора Хуквана…

Далее Панхиква сказал, что не знаком с губернатором лично, но слышал о нем много хорошего, они с ним земляки — оба из провинции Фуцзянь. Линь Цзэсюй родом из бедной, но весьма почтенной семьи, которая дала стране много государственных деятелей, снискавших добрую славу. Он прекрасно образован, еще юношей с отличием сдал экзамен на государственную службу. Быстро поднялся по карьерной лестнице, заслужив репутацию необычайно дельного и честного чиновника: он известен не только своей неподкупностью, но и тем, что входит в число немногих, кто не боится высказывать мнение, расходящееся с позицией императорского двора. Случись где бедствие — наводнение, крестьянский бунт, прорыв дамбы, — правительство обращается к Линь Цзэсюю. Вот потому-то в сорок с небольшим он занял весьма завидную должность губернатора провинции Цзянси. Видимо, там-то он впервые и столкнулся с английской контрабандой опия.

— Мистер Модди слышал о корабле «Лорд Амхерст»?

— Да, слышал, — кивнул Бахрам.

Он отлично помнил эту историю, поскольку был к ней причастен. Было это шесть лет назад: в составе английской флотилии «Лорд Амхерст» рыскал вдоль северного побережья Китая, надеясь отыскать новые лазейки для сбыта опия и других товаров. Англичан уже достали запреты китайских властей, и особенно — закон, вынуждавший чужеземных торговцев ограничить свою деятельность в Кантоне. Идея состояла в том, чтобы найти обходные пути и тем самым резко увеличить объемы продаж.

Задачей «Лорда Амхерста» было наладить связи с теми, кто готов пренебречь китайскими законами и установлениями. Дело рискованное, но сулящее огромную выгоду: освоение новых девственных рынков вознаградится неизмеримой прибылью. Благодаря своему положению в общине Бахрам стал одним из немногих купцов не англичан, кому предложили участие в этой опасной затее; упускать такую возможность было нельзя, и он добавил к грузу «Лорда Амхерста» свои пятьдесят ящиков.

Но поход не задался. Из-за непогоды кораблю пришлось укрыться в китайском порту. На вопрос пограничников, что он делает так далеко на севере, офицеры ответили, что следуют из Калькутты в Японию, но сбились с курса. Вполне убедительное объяснение, да вот только китайские разговорники, обнаруженные на корабле, не оставляли сомнений в истинных намерениях мореплавателей. Кроме того, офицеры сообщили неверное имя корабля, чтобы, в случае официального протеста, Ост-Индская компания могла бы от него откреститься, однако дотошные китайские чиновники сумели установить его подлинное название.

Тут Панхиква обратился к Бахраму напрямую:

— Тот время Линь Цзэсюй быть губернатор Цзянси. Он все понимать. Наверное, он думать англичан всегда шибко врать.

Бахрам рассмеялся:

— Верно! Англичан много врать. Но и он тоже любить деньги.

В любом случае, история с «Лордом Амхерстом» сильно повлияла на Линь Цзэсюя. Став губернатором Хуквана, он инициировал мощную кампанию по искоренению опийной торговли и благодаря своему характеру весьма в том преуспел. Он превратился в настоящего знатока опийных путей и вошел в число немногих избранных, кому доверялось подавать Сыну Неба доклады на эту тему, его памятные записки считались наиболее исчерпывающими.

— Линь Цзэсюй все знать, — подавшись вперед, сказал Панхиква. — Все, все. Как груз приходить, кто привозить, куда доставлять. Все знать. Если он стать губернатор Кантон, шибко плохо для торговля.

— Но ведь это еще не решено, верно?

— Пока нет, — перевел толмач. — Но император много раз встречаться с губернатором. Он позволять ему ездить верхом в Пекине. Большой знак. Император сказал, он не сможет лицезреть тени предков, пока не изгонит опий из Китая.

— Но такое уже было, правда? — сказал Бахрам. — И нынешний губернатор то и дело устраивал обыски, захваты, казни. Однако все остается по-прежнему.

Панхиква вытянул руку и постучал длинным ногтем по его колену.

— Губернатор Линь другой. Когда он приезжать Кантон, большой беда у мистер Модди. Если есть груз, надо продавать сейчас, быстро-быстро.

— Видимо, речь о Билли Керре, — сказал Хорек, почесывая бороду.

Полетт оторвала взгляд от письма:

— Неужели, сэр, человек, открывший миру тигровую лилию, китайский можжевельник и рождественскую камелию, мог быть курильщиком опия?

— Бедняга испил свою чашу бед…

Хорек познакомился с ним зимой 1806 года, к тому времени Керр пробыл в Китае уже пару лет. Двадцатипятилетний шотландец, рослый и дюжий, был чуть моложе Хорька; в Кантон он прибыл полным энергии и амбиций, которым так и не нашлось достойного применения. Оказалось, что звучный титул «королевский садовник» не имеет никакого веса в английской фактории, где царила чопорность феодального замка. Садовник считался всего-навсего слугой, который должен помнить свое место внизу социальной лестницы, не пытаясь встать вровень с высшими слоями.

Спору нет, Билли родился уже с грязью под ногтями, ибо и отец, и дед его были садовниками. Но, смышленый и трудолюбивый, он, стремясь к образованию, штудировал ботанические учебники. Его положение в фактории не совпадало с его самооценкой, и временами он бывал дерзок, а посему не получал пряников, но не знал недостатка в кнуте. Подобное поведение сказывалось и на жалованье, составлявшем сто английских фунтов в год: в любом другом месте это были хорошие деньги, но в Кантоне — сущие гроши, которых не хватало даже на оплату услуг прачки.

— Билли был несдержан и колюч, как еж.

Одним летом Керр пренебрег указаниями сэра Джозефа и сбежал на Филиппины. Поездка обернулась злосчастьем: на обратном пути налетел тайфун, и вся коллекция, собранная в Маниле, погибла.

Хорек, вскоре приехавший в Кантон, видел, как тяжело Билли переживает неудачу, что проявилось в разрыве с соотечественниками — он покинул английскую факторию. Один китайский торговец выделил ему клочок земли на острове Хонам, неподалеку от садов Фа-Ти, где он выстроил себе лачугу. Однажды Хорек навестил его в этом жилище, напоминавшем скит отшельника: одна комнатушка, загроможденная саженцами и ящиками с пробными посадками. Единственным компаньоном Керра был его помощник в садовых работах — паренек лет тринадцати-четырнадцати А-Фей, который благодаря общению с ним уже сносно болтал по-английски.

— Не тот ли это А-Фей, что доставил рисунок камелии в Англию?

— Он самый.

Мальчишка исполнил поручение, но с его отъездом Керр остался совсем один. Хорек застал ботаника уже в плачевном состоянии: жуткая худоба и загнанный взгляд выдавали в нем закоренелого опийного пристрастника. Через пару дней Керр, не чаявший уехать, покинул Кантон. Больше они не виделись — вскоре по прибытии на Цейлон Керр умер от лихорадки.

— А что стало