протирать лимоном перед мытьем. В этом доме ничего не выбрасывается. Обмылки собираются в жестянку, которая прикручена к крану на кухне. Перед мытьем посуды нужно поболтать ими в воде, а потом повесить обратно. Я устала спрашивать у миссис Уэйл: неужели в доме такая проблема с деньгами? В конце концов, ну сколько может стоить бутылка моющего средства?! Хотя, конечно, это не мое дело.

Я еще должна рассказать тебе о том, что меня порадовало, и тогда смогу лечь спать, чтобы достойно встретить новый рабочий день. Мне еще нужно начать писать статью для следующего выпуска «Призрачной зоны».

Я решила, что не буду рассказывать суеверной Марии-Альбе о том, что нашла палец от руки старины Гэлли в ящике с носовыми платками у Мэгги. Это неприятно шокировало меня. Вне витрины он выглядел вовсе не жалко, а скорее зловеще. К тому же на одном из платков осталось ржавое пятно. Исполняя свою миссию охотницы за сверхъестественным, я собрала волю в кулак, взяла палец так, чтобы Мэгги не видела, и сунула его в карман. Мне был нужен ключ, чтобы вернуть его на место, но связки Мэгги нигде не было видно.

«Я рассказывала тебе о Джонно, который все время пьет. Мы серьезно поговорили с ним сегодня днем, и я начала думать, что, несмотря ни на что, в нем есть нечто хорошее. Во всяком случае, я устроила ему разнос в связи с его отношением к Мэгги, и он воспринял это без обид. Он совсем не пил за ужином — были поданы вегетарианский суп, суфле из морской капусты и миндальный пудинг — и после этого исчез. Я думала, он отправился за бутылкой. Но когда я поднялась к Мэгги пожелать ей спокойной ночи, то обнаружила его там, читающим ей вслух любовный роман, — абсолютно дурацкий, но выглядело это очень трогательно. Полагаю, Джонно сам получал от этого удовольствие, но, конечно, ни за что бы в этом не признался. Я видела, что Мэгги очень рада видеть его рядом с собой…»

На следующее утро я поднялась рано, чтобы взяться за дела. Завтрак подали поздно, но на жалобы сэра Освальда уже никто не обращал внимания, поэтому в конце концов он заткнулся и сосредоточился на поглощении максимально возможного количества oeufs frits по-сербски — плов с луком и изюмом, залитый яйцом. Блюдо было необычным, но вполне съедобным. Потом я отмывала кладовую для дичи карболкой, которая воняла так, что мне казалось, будто запах впитался не только в мои волосы и одежду, но даже в кожу. Когда я закончила, то пошла наверх к Мэгги за подносом.

У нее была миссис Уэйл, которая меняла постель и убирала в комнате. Потом она отворила окно так широко, что камин задымил, и все мои попытки прогреть комнату пошли прахом.

— Я избавилась от микробов, — заявила она, взбивая подушки на креслах так, что в воздух поднялось облако пыли, и удалилась, не взглянув в мою сторону.

— Милая Джанет, — с теплотой в голосе произнесла Мэгги. — Я так счастлива, что есть люди, которые так заботятся обо мне.

Я закрыла окно и села к ней на кровать, чтобы не кричать, потому что ее глухота прогрессировала.

— Миссис Уэйл рассказала мне все: про тюрьму и так далее. Мне так жаль ее. Каково это — совершить столь ужасный поступок, который перевернет всю жизнь? — Конечно, я при этом думала и об отце.

— Она была такой красивой девушкой…

— Но жизнь изобилует терниями. Мне было так тяжело, когда умерла леди Пай — мать ребятишек. Справляться с таким огромным домом! У них совсем не было денег, приходилось все продавать. Ты знаешь, ведь сэр Освальд в первый раз женился по любви. Она была дочерью приходского священника, из хорошей, но очень бедной семьи. Мой отец пообещал сэру Освальду, если он женится на мне, три четверти прибыли от его ковров прямо в день свадьбы.

— Черт побери! А что вы об этом думали?

— Я умоляла отца не делать этого. Я знала, что недостойна оказаться на месте этой милой девочки. Но он не слушал.

— В самом деле, я не знаю никого более достойного уважения, чем вы. Пожалуйста, никогда не думайте, что вы кого-то недостойны.

Но Мэгги, казалось, не слышала меня, полностью погрузившись в прошлое.

— Ну, он взял деньги и женился на мне. Я чувствовала себя полной дурой, когда шла с ним к алтарю. К счастью, я не могла видеть лиц присутствующих, потому что была без очков. Все они были из местной знати, и я представляла, что они обо мне думают. Я была красная, как петушиный гребень. Услышала пару смешков, но не могла осудить их за это.

— О, Мэгги! — Я почти потеряла дар речи, живо представив себе картину.

— Потом, конечно, состоялось венчальное угощение. Это было еще хуже. Но он старался вести себя подобающим образом. И не удалился к своим великолепным друзьями. Нет, он оставался со мной и пытался под держать разговор, но мне было очень неловко. Я не могла посмотреть на него без того, чтобы не подумать о предстоящей ночи. Понимаешь, я никогда не знала мужчину. — Она повернула голову на подушке, чтобы посмотреть на меня. — Я не расстраиваю тебя такими разговорами?

Я помотала головой.

— Наверняка он думал о том же. Слишком большой контраст был между мной и той крошкой. Он представлял меня всем. Они говорили по паре вежливых слов и устремлялись прочь, как грачи от пугала. Все, кроме Руперта. Он поднес мне блюдо с клубникой, а потом пригласил погулять по саду. Мы долго разговаривали, и мне стало с ним совсем легко.

— Могу себе представить.

— Я не знаю, почему Руперт был так добр ко мне. Видимо, просто сочувствовал. Он видел, как мне плохо, и что-то в нем откликнулось. Я думала о доброте Руперта до самой ночи — чтобы успокоиться. Я лежала в постели, без света, одетая в новую ночную рубашку — такую скользкую и холодную, — и дрожала, боясь… Ты понимаешь, о чем я говорю. Больше всего я боялась, что он будет ненавидеть меня за то, что я — не она. Он вошел и лег со мной рядом. Потом я услышала, что он плачет. «Что случилось?» — спросила я. Он ответил: «Я не могу этого сделать. Прости меня». И мы всю ночь молча лежали рядом. Я ни на минуту не сомкнула глаз. Он, я думаю, тоже. Когда уже рассвело, он наконец начал похрапывать, а я