семье последователей ХАБАДа, и останется хабадником до последнего своего дня, говорят о нем близкие ему люди. В доме Пинхаса Розена разговоры о Президенте вызывают улыбки. «Такого красочного и красноречивого президента государство Израиль еще не знало», – вспоминает кто-то в связи с финалом чемпионата по футболу и смеется. Со своего почтенного места президент произносит речь и говорит о пророке Моисее, иудаизме, сионизме. Его слова громом разносятся из репродукторов. А Шазар все более воодушевляется. Все, связанное со спортом, отброшено, игроки на поле в нервном напряжении. Долгие минуты они ждут свистка, оповещающего начало игры, но ни одного слова о футболе не сходит с уст президента. Терпение публики на пределе, пока президент не завершает речь словами: «Великая вещь есть в государстве Израиль – сборная команда по футболу, и так мы превращаемся в нормальный народ».

«Шазар будет последним еврейским президентом Израиля. Следующим за ним будет член партии МАПАЙ», – говорит Розенцвайг. Профессор Гершом Шалом, писатель Шмуэль Йосеф Агнон и министр юстиции Пинхас Розен согласны с ним.

Сочинение третьего тома трилогии «Саул и Иоанна» – «Сыновья» дается ей трудно, напрягая ее нервы до предела.

Президент Шазар приглашает послушать воспоминания о жизни в Германии первых десятилетий 20 века. Его рассказы соединятся в цепь сюжета. Она сидит в его кабинете. Яркая люстра отражается тенью на потолке. За окном ливень. Ветка дерева ударяет в стекло окна, ветры шаркают снаружи по стенам.

«Знаки, знаки, – президент взволнован, – и тогда, в 1932, я видел знаки на стенах. Я оказался в Берлине в судьбоносный день выборов, когда тринадцать с половиной миллионов немцев отдали голоса за Гитлера, подняв его партию на второе место в парламенте. Я стоял в метро среди массы людей, следящих за световым табло, на котором высвечивались результаты выборов. Первая строка принадлежала президенту Гинденбургу от правящей социал-демократической партии. Но постепенно строка, принадлежащая Гитлера начала ползти вверх… Да, знаки на стенах».

Наоми слушает рассказы Шазара и переносится в иное время. 1915 год. Российский подданный Залман Рубашов заключен в лагере в Дебрице, куда собрали тысячи евреев. Курт Блюменталь молодой лидер сионистов Германии, пытается освободить его. Залман в Берлине, но его права ограничены. Ему разрешено гулять лишь по одной улице. Он обречен на полуголодное существование в рабочем квартале, в северной части города. Крики женщин, запах влажного белья из окон смешивается с запахом капусты. Желудок мучительно пуст. Но Шнеур Залман не жалуется. Он, молодой историк, витает в мире идей и мечтаний среди жалких серых домишек и их нищих обитателей. А обитал он здесь из-за библиотеки еврейской общины, в которой подрабатывал. Книги утоляли его духовный голод. Он встречал здесь интеллектуалов, имена которых громко звучали в еврейском мире. Из центральных районов города в эту библиотеку приезжали Агнон, доктор Симхони, Бердичевский. Тут высокое духовное горение оттесняло запахи нищеты, голода, стен, покрытых плесенью. Война продолжается, но от молодого еврея из России отступает голод. Богач Иосиф Залцман прочитал в сионистской газете «Идише Рундшау» статью Залмана, вызвавшую большой интерес у читателей, и взял парня учителем иврита. Шнеур Залман написал прекрасный некролог памяти Давида Кахане, автора книги «История приверженцев Каббалы, Шабтая Цви и хасидов». Богач Залцман щедро платил ему за уроки иврита, да еще сделал ему рекламу. У Шнеура Залмана появилось еще двое учеников. В жалком переулке он пишет книгу о Священном Писании, а в библиотеке делает еженедельные обзоры прессы Палестины и прессы на идише в Польше, по просьбе сионистского комитета Германии. Дни бегут, и Шнеуру Залману разрешается покидать жалкий переулок. Его берут в редакцию еженедельника «Идише Рундшау». Германия оккупировала Польшу, и немецкие евреи начинают интересоваться евреями восточной Европы, их делами и обычаями. Залман рассказывает читателям о том, что происходит в литературе на языках идиш и иврит. В 1916 году редакторы еженедельника выпускают сборник на еврейские темы для солдат-евреев германской армии, воюющих на разных фронтах и в большинстве своем оторванных от еврейской жизни.

Стук в дверь. Домработница Президента в черном платье, белом фартуке, с волосами, аккуратно повязанными кружевной белой лентой, вносит поднос с чаем, печеньем и бутылкой коньяка. В комнате жарко, а снаружи все еще свирепствует буря. Президент встает со стула и направляется к книжным полкам у стены. Достает книгу «Мидраш Раба» (Большой комментарий). Она же думает о том, что политика забрала многих людей высокой духовности. Шазар рожден для работы духовной, ему свойственно сидеть среди книг, рукописей, исследований, а не заниматься политикой.

«В конце 1917, – рассказывает Шазар, – приехал в Берлин Шломо Капланский и тотчас начал создавать отделение «Поэлей Цион» (Рабочие Сиона). Он поставил перед нами задачу – привлечь во имя сионизма социалистический интернационал. Распределил между нами работу, по странам. Берла Локера сделал ответственным за связи с восточной Европой, а меня – за связи с Германией. Я обратился к лидерам германских социалистов Бернштейну и Блоху, и получил от них согласие – напечатать статью об организации «Рабочие Сиона» в социал-демократическом ежемесячнике «Социалистише монатсхафте» (Социалистическом ежемесячнике) «.

Президент сделал глоток коньяка. Твердо ставит стакан на стол и начинает рассказывать о Германии до революции.

«Я читал лекции о еврейских мессианских движениях в организации сионистских студентов. Три студентки Адаса Перельман Калвари, ставшая затем Адасой Розенблит, и две сестры Горовиц, выступили с протестом против мужского засилья, ибо лекции читались только мужчинам. Их борьба закончилась успехом, и они были допущены на лекции молодого преподавателя Залмана Рубашова. Они записали от руки все лекции, отредактировали стиль текстов, переведенных на немецкий язык, и, собранные вместе, они были изданы отдельной книгой. Большую роль сыграла в моей жизни декларация Бальфура я хорошо помню день, когда было получено сообщение об этом. Оно считалось секретным, ибо исходило от державы, враждебной Германии, и только немногие знали о нем. Мы, эти немногие, шагали по Эксише Штрассе и Паризер Штрассе, центральным улицам западного Берлина, добрались до небольшой площади, где уселись и стали обсуждать и строить наше будущее. Еврейское государство уже виделось нам, как на ладони, и, казалось, свершаются наши надежды и мечты. И вот спустилась ночь – ночь великих надежд. В ту же ночь мы решили создать тайный союз, целью которого была немедленная репатриация в страну праотцев. Спустя неделю мы, восемь человек, собрались на квартире Макса Мейера. Там были Бубер, который был как бы нашим «раби», Людвиг Штраус, Китаин, Лили Цадик, Маргарита Финер, Адаса Перельман и я. Целью нашей было – проникнуть в круги сионистского движения и сделать так, чтобы