О Маутхаузене он отозвался с уважением.

— О-о! Это стоит. И — впечатляет. А… Фохт? Скажите честно: стоящий мастер? Или же больше рекламы? Пишут о нем по крайней мере много.

— Как вам сказать? Вообще-то… — и Скачков, вращая чашечку по блюдечку, задумался. После матча в Вене у него сложилось впечатление, что знаменитый Фохт нисколько не сильнее наших лучших нападающих. Держать того же Полетаева гораздо труднее. Впрочем, вполне возможно, что с более сильными и опытными партнерами Фохт выступает успешнее.

— А в общем, конечно, мастер.

— Минуточку… — спохватился вдруг Семен Семеныч и, шаркая тапочками, выбежал из кухни. В комнате, слышно было, задвигал ящиками стола.

— Вы же у меня впервые, — приговаривал он, отыскивая что-то. — Ага, вот! — И появился с пухлой папкой в руках, на ходу развязывая тесемки. — Возьмите, полистайте. Вам это будет интересно.

В папке хранились пожелтевшие вырезки из газет, снимки футболистов, календари, самодельные таблицы чемпионатов. На самом низу Скачков нашел ветхий номер «Выпуска», озаглавленного по-хоккейному ли, по-футбольному ли: 19:9. Это был сборник выпущенный после поездки московского «Динамо» в Англию в первый послевоенный год. Цифры выражали соотношение забитых и пропущенных динамовцами мячей.

— Ничего счетик? — Семен Семенович, стоя за плечом Скачкова, щелкнул по странице пальцем. — Апофеоз! А вы листайте дальше, дальше. Здесь же ваш Каретников имеется… Вот! Не узнали? Красавец! Тогда он, правда, был моложе и лучше, так сказать, качеством. А вот Бобров. Узнали? А вот Хомич. Тигр-Хомич! Ну, разве не интересно? Собираю вот, что удается.

— Трусы-то, — проговорил Скачков, разглядывая нескладного верзилу, каким выглядел на снимке И. С. Каретников в мешковатой обвислой форме.

— Да, на трусы тогда материи не жалели, — согласился Семен Семеныч. — Что вы там еще нашли? Ах, это! — и он вместе со Скачковым залюбовался редкостным игровым снимком: через вытянувшегося в прыжке вратаря летит, поджав ноги, нападающий и в ногах у него футбольный мяч. — Знаете, кто это? Нет? Архангельский. Был такой краек «Динамо». Видите: и гол испек, и вратаря не тронул. А представляете, что было бы, окажись на его месте какой-нибудь Ригель или Комов? Нет, Геннадий, раньше, знаете ли, все несколько иначе было. Да, да, не улыбайтесь.

Кажется, старый болельщик добрался наконец и сел на своего любимого конька: раньше, разумеется, все было несравненно лучше — и мастера, и сам футбол. К удивлению Скачкова, Семен Семеныч сказал:

— Вот вы улыбаетесь, и я знаю почему. А напрасно!.. Нет, вы все же послушайте меня… Знаете, что очень досадно? — Он поднял палец. — Что в футболе нет четких показателей, как, скажем, в беге или штанге. Да, да. Разве вы не слышали баек о том, какие были раньше чудо-богатыри? У одного дедушка поднимал жернов, у другого лошадь за хвост останавливал, быка сваливал. А я вам вот что скажу: испытай их сейчас на современный лад, на килограммы, — уверяю вас, Геннадий, что они уступят любому нынешнему средневесу. Любому! Вы же сами знаете, как выросли результаты штангистов. А бегунов? Так вот, то же самое и с футболом. Конечно, наш брат, древний болельщик, видевший еще Старостиных, Акимова, любит слезу пролить: эх, как играли раньше! А какие удары были! Вратарям погибель… К сожалению, все это одна эмоция. А если разобраться по-настоящему, то вы сейчас играете в другой футбол. Он стал сложней, трудней, насыщенней, что ли. На голову, на две головы выше. Да, да. Но вот в чем я с вами поспорю, так это в том, что раньше играли ярче. Все же ярче. Зрелищней! Голов было больше. Раньше, мне кажется, тренер не давал установки на ничью. Что это за установка — ничья? Победа — вот установка! Вы согласны? И ваш Каретников молодец, что проповедует именно такой футбол. Именно такой!

За окнами незаметно стемнело, Семен Семеныч щелкнул выключателем, и кухня при свете стала еще меньше, — совсем крохотной. Бледным канцелярским пальцем Семен Семеныч почесал худой висок и сделал вдруг невероятно плутоватое лицо.

— Вот еще хочется сказать: все-таки романтики раньше было побольше. Рыцарства. Да, да, Геннадий, не было такого делячества, как сейчас. Парень начинал играть в одной команде, в ней и заканчивал. А сейчас? Чуть что: «Отпустите меня, я уйду». А ведь пацан, ему еще учиться да учиться надо! Нет, он ищет где выгодней, где теплее.

— С переходами сейчас будет туго, — сказал Скачков. — Кончается лавочка.

— И — правильно. Давно пора. Но я вас вот о чем хотел спросить. Знаете, Геннадий, наблюдаю я за спортом давно, а за футболом особенно, и не дает мне покоя одна, так сказать, крамольная мыслишка. Подождите, не перебивайте меня. Я, знаете ли, путеец и рассуждаю обо всем по-своему. Представьте, что бы получилось, если бы нашим путейским делом стали бы заниматься от случая к случаю, так сказать, любительски, по-дилетантски? Кошмар! А в той же музыке, архитектуре? В металлургии, наконец? Да во всем!.. Так почему мы отказываем в таком же серьезном отношении к спорту? Почему? То есть я хочу сказать, что нынешние мировые стандарты в спорте так высоки, что одним любительством, занимаясь на стадионе после работы, их уже не одолеть, не достичь. Человек должен подчинить спорту всю свою жизнь, а иначе он ничего не добьется.

— Это вы о профессионализме? — спросил Скачков. Он сразу догадался, куда клонит его увлекающийся собеседник.

— Да! Именно! — вскричал Семен Семеныч. — С вами легко разговаривать… По-моему, эра любительства кончилась! Кончилась! Другие времена, другие правы. Так не пора ли и вам, грешным, переходить на профессиональные рельсы? Не пора ли? Ну-ка, что вы скажете?

Скачков решительно замотал головой.

— Чушь. То есть я хочу сказать — не для нас это. Я уже думал.

— Но почему, почему? Ведь согласитесь, что зритель едва ли валом повалит в театр, если в главной партии выступает певец-любитель, скажем, из самодеятельности. То же самое и на стадион — ведь так? Люди хотят наслаждаться высшим искусством. А это требует профессионального уровня. И вообще: разве спорт не диктует вашему брату, как питаться, спать, тренироваться? Даже — что читать? Чи-тать?

— Достоевского, например? — с усмешкой вставил Скачков.

Семен Семеныч слегка опешил:

— Что вы хотите сказать?

Скачков затряс головой и успокоил хозяина.

— Ерунда. Это я так. Не обращайте внимания. Просто один человек недавно говорил, что если не прочитаешь Достоевского, не заиграешь.

Помедлив, Семен Семеныч раздумчиво тронул висок.

— Ну… не знаю. Не уверен. Может быть, он и прав. Я в этом деле пас. Но я хочу сказать, что спорт сейчас требует человека целиком, без остатка. Разве не так?

— В общем-то