щеке. К нему тянулись, передавали его с рук на руки, Клавдия потерялась сзади. Когда немного поутихло, Скачков увидел Владика Серебрякова, счастливого, хмельного, с обольстительной улыбкой. Рядом с ним он узнал тоненькую стюардессу в голубой форме, летевшую с ними в самолете. Ошалев от разнузданного шума, девушка крепко держалась за своего кавалера. «Когда он, хмырь, успел? — удивился Скачков. — Его же, кажется, манекенщица встречала».

К Серебрякову пробился опоздавший Звонарев и они шибко крест-накрест расцеловались.

— Владька, друг! — бушевал Звонарев, хмелея от кутерьмы вокруг. Он был сейчас в своей стихии.

Налетела Валерия, теряющая голову от беготни и многолюдия, вцепилась в Клавдию, прося, ее помочь на кухне. Лицо Валерии горело, она то и дело отбрасывала волосы на сторону. Скачков, помня наказ поухаживать, стеснительно поеживался. Легче всего было сейчас остаться одному и затесаться где-нибудь в угол.

Поискав кого-то у себя за спиной, Валерия ухватила за локоть незнакомого стеснительного мужчину в помятой рубашке и домашних войлочных тапочках.

— Геннадий, я подумала и о вас.

Стеснительный мужчина галантно дернулся в поклоне и сомкнул коленки. Познакомились.

— Вы же на режиме, — продолжала Валерия, уязвляя Скачкова тонкой ускользающей усмешкой. — Семен Семеныч тоже трезвенник. Так что вам будет о чем поговорить. Ну, как это о чем, как это о чем? Нас, грешных, обсудите, поругаете… Все разговор!

«Ого!» — опешил Скачков. За Валерией с ее лунатическими безжизненными зрачками он и не подозревал такой язвительности. Момент для ответа был упущен — Валерия уже переговаривалась с Клавдией на кухне.

Он даже повеселел. «Ладно, один-ноль». Выходит, девка с перчиком. То-то Клавдия к ней лепится…

Семен Семеныч оказался соседом Звонаревых (квартира на первом этаже), инженер из управления. В своих домашних тапочках он потерянно топтался в сутолоке шумевшей переполненной квартиры и Скачкову обрадовался.

— Знаете, Геннадий, — доверительно зашептал он, увлекая его на лестничную площадку, где было тише и чище от дыма, — я предлагаю следующее: мы сейчас спустимся ко мне — так? — откроем окно и выпьем кофе. Что? Идемте, идемте, никаких неудобно. Я живу один, так сказать, анахоретом. Да вы сейчас увидите. Идемте. — И он зашлепал тапочками вниз, уводя с собой Скачкова, как добычу.

В квартире, куда Семен Семеныч ввел гостя, горел свет, и Скачков уперся на пороге.

— Чего вы? — рассмеялся Семен Семеныч. — Я всегда оставляю в доме свет. Знаете, привычка холостяка: придешь, свет горит, вроде бы кто-то есть, кто-то ждет. Заходите, я сейчас устрою кофе.

Не задерживаясь, он прошмыгнул на крохотную кухоньку, пустил в чайник воду, зажег плиту.

— Я вас растворимым, не возражаете?

Скачков, переминаясь в коридорчике, осматривался. Свет горел во всей квартире. Направо, в опрятной комнате на диване была раскинута постель, на день она, видимо, не убиралась. Письменный стол в углу, над ним, как украшение, на стенке висел треугольный лоскут какого-то спортивного вымпела. «Ага!» — Скачков улыбнулся ему, как знакомому.

— Идемте, — позвал с кухни Семен Семеныч. — У меня все готово.

Он усадил Скачкова на табуреточку, задвинутую в узкое пространство между столиком и холодильником.

— Здесь у меня рублевое место. Я вам налью с молоком, хорошо? Знаете, я беру молоко обыкновенное, на разлив, но потом долго, кипячу, получается топленое. Вот, попробуйте, вам должно понравиться. Вадим, правда, тот предпочитает без молока и сахара. Но он, сказать по секрету, спускается ко мне опохмелиться. Валерия держит его строговато. Но почему я не встречал вас у них раньше?

У него была странная манера разговаривать: поминутно задавать вопросы. Впрочем, ответа на них он не ждал и продолжал высказываться сам. Скачков, прихлебывая из чашечки, охотно молчал и с удовольствием слушал. Забавный все же сосед у Звонаревых, любопытный. И место в уголке — спокойное, уютное: как раз для разговора.

В футболе, к удивлению Скачкова, Семен Семеныч неожиданно показал глубокое и верное понимание, — оказался болельщиком с довоенным стажем.

— Голубчик вы мой, — умилительно воскликнул он, — я же еще Старостиных помню, Бутусова, Канунникова. О Пайчадзе, о Федотове уж и не говорю.

Он подождал, проверяя: произвел ли впечатление. Кажется, произвел. Тогда, все более доверительно, он продолжал:

— Знаете, у нас тут, — Семен Семеныч ткнул пальцем в потолок, обозначая квартиру Звонаревых, — частенько о футболе. И — одно: Пеле, Пеле! Голубчик, не спорю: Пеле действительно король, уникум. А третий его гол в московской встрече сборных — цирк! Аттракцион! Но почему мы о своих-то, черт возьми, ничего не помним, не храним? А? Я уж молчу о том же Бутусове. Даже о Пайчадзе, о Федотове. Но ведь вот же, вот: под самым носом. К вам тренером назначили Каретникова… Ну да, Ивана Степановича. Но это он сейчас Иван да еще и Степанович, а в наше время был просто Каретников, Карета… Но вы знаете, Геннадий, какой он однажды гол испек? Цирк! Уму непостижимо!

Не допив кофе, совсем забыл о нем, Семен Семеныч вскочил и руками как бы очистил перед собой пространство для показа. Лицо его горело, со лба он то и дело откидывал плоскую мешающую прядь волос.

— Геннадий, прошу вас, верьте мне на слово! Я сам был тогда на стадионе, сам. И видел. Я же москвич, учился там, вырос. Вас тогда и на свете еще не было… Так вот, вы представляете: он взял мяч у себя в штрафной и — повел, потащил. Прошел через все поле — через все!.. размотал всю защиту — всю!.. и — залепил. В угол! В девятину! Бамс!

Трепеща жиденькими комнатными брючками, Семен Семеныч так поддал ногой, что тапочек мимо головы Скачкова влепился в стену над холодильником. С чашечкой в руках Скачков испуганно отпрянул, чем окончательно смутил хозяина.

— Простите, голубчик — отрезвел Семен Семеныч и нестерпимо покраснел, подбирая с холодильника тапочек. Угловатый, точно обессиленный своим мальчишеским порывом, он убрел на место, сел и опустил лицо в чашку с остывшим позабытым кофе.

— На спор он это сделал, что ли? — лепетал он, не поднимая глаз. — Мог ведь и поспорить с кем-нибудь, правда?

Ему было совестно перед гостем, но этим он был только приятен Скачкову. «Вот, — думал он, — и у Звонаревых можно встретить человека. А то наприглашают полный дом»!

— Вы сейчас из Вены прилетели? Прекрасный город. В Пратере, конечно, были? Ну, еще бы! А в музее современного искусства? Нет? Вот это зря. — Настроение хозяина опять пошло вверх. — Очень интересно побывать. И — знаете, почему? Это единственный музей, где нет сторожей. Да, да, уверяю вас! Потому что тащить весь тот бред, что там выставлен, ни у кого нет желания. А уж и бред же! Нашим… — он снова показал наверх, где, должно быть, сейчас