часть терраформистов покинула вагон на этой станции, сменившись каким-то обычным народом. Тут были явные пенсионеры, фермеры, ездившие в город за покупками, школьники, возвращающиеся с занятий. В общем, нормальный народ из пригородной электрички во второй половине буднего дня.

На следующем отрезке пути рейлер делал множество остановок, что не могло не сказаться на его скорости. Дорога проходила по эстакаде на высоте где-то десяти метров над поверхностью. Путь для движения в противоположном направлении пролегал по отдельной эстакаде метрах в пятидесяти, поэтому можно было прекрасно разглядеть, как та устроена.

На Земле Анджей никогда не видел таких тонконогих металлических арок. Вероятно, всё-таки тут играл роль не только архитектурный стиль, но и маленькая гравитация Марса. Вокруг располагались возделанные поля, под эстакаду то и дело подныривали узкие сельские дороги, виднелись домики и даже перелески. Иногда рейлер проскальзывал над довольно широкими речками.

Наконец после очередной остановки на табло появилась надпись «Korad 16:18».

Два часа назад бармен в порту договорился с каким-то местным журналистом, что тот возьмёт на себя сопровождение землянина по Марсу. Этот журналист должен был встречать четырёхчасовой рейлер из космопорта на вокзале Корады.

Выйдя из рейлера, Анджей сразу же увидел спортивного мужчину лет сорока, прислонившегося к ограждению платформы и держащего в руках половинку карты полушарий Земли.

— Добрый день, вы Эрнест Карпентер?

— Я. А вы Анджей Краковски?

— Да.

— Что ж, будем знакомы.

— Интересно, Эрнест, а почему вы вызвались быть моим Вергилием?

— Обижаете, Анджей! Не хотите же вы сказать, что моя родина похожа на ад? Я не ваш Вергилий, я ваш Дерсу Узала. Тем более что, насколько я знаю ваше творчество, ваш круг интересов ближе к Арсеньеву, чем к Данте.

— Значит, считать, что ваша родина похожа на дикую тайгу, не обидно?

— Конечно, нет. Вы у себя на Земле, и если уж на то пошло, почти все остальные люди в Галактике, совершенно не цените свою тайгу, влажные дождевые леса или что там у вас растёт. Оно дикое, оно само выросло, его надо окультурить и цивилизовать. И только мы — ну, может, ещё проционцы — понимаем, насколько сложно сделать ландшафт, который будет жить самостоятельно, не требуя непрерывного приложения человеческих рук, — Эрнест мимолётно улыбнулся уголками рта. — Надеюсь, у нас хватит времени посмотреть O’Фир. Мы считаем его чудом — это лес, который выращивали на протяжении восьмидесяти лет. Первый кусок территории, который основатели колонии когда-то отвели не под использование, а под нечто вроде природного парка. Сейчас там стоят, как это называлось в старинных книгах, вековые ели.

— Но вроде ваша колония в два раза старше?

— Это у вас на Земле год в два раза короче. А у нас через месяц с небольшим будут праздновать восемьдесят пять лет перекрытия Офира. Потом ещё сколько-то времени заняло создание атмосферы, и как раз где-то лет восемьдесят назад стало можно сажать в открытый грунт не только лишайники.

— Кстати, о годах: я тут обратил внимание, что минуты и секунды вы считаете не так, как мы. Просветили бы меня на эту тему, а то буду везде опаздывать.

— Странно. Обычно визитёры с других планет ещё до посадки выясняют, какой календарь на планете назначения.

— Мне до сих пор даже в голову не приходило, что на разных планетах используются разные календари. На Луне, кстати, живут по земному календарю.

— Луна все-таки не совсем планета, — заметил Эрнест. — Вообще-то, по-хорошему, и наш Марс многие не считают планетой. Всё-таки мы тут живём не под открытым небом, и вся растительность привезена и выращена людьми. Но для календаря важнее другое — иметь сутки приемлемой длины и не слишком продолжительный год. Под Арктуром, насколько я знаю, на всех трёх планетах пользуются местными сутками и земными годами. У нас, кстати, осмысленнее было бы ввести год от равноденствия до равноденствия, то есть на тридцать дней меньше земного, а не почти вдвое длиннее. Все равно вся жизнь сосредоточена на экваторе, и сельскохозяйственный цикл привязан к переходам Солнца через экватор, так что было бы проще. А так вас, возможно, шокирует, что вчера было 56 сентября.

— Меня куда больше шокирует, что здесь у вас октябрь, а не февраль, — усмехнулся Анджей.

— Но ведь естественно, что на планетах с разными орбитами времена года наступают не одновременно! У вас, правда, насколько я помню, год из-за какой-то странной традиции начинается не с зимнего солнцестояния, а на неделю позже. А у нас первое января совпадает с зимним солнцестоянием. Но вообще календарь такая штука — один раз введёшь, потом уже не поменяешь. У вас календарь не менялся с эпохи Великих Географических открытий. А у нас — с начала освоения планеты, и он чуть ли не самый запутанный на всех обитаемых мирах, потому что был первым. Те же толиманцы учли наш опыт, и у них получилось гораздо лучше. Например, они не стали брать земные названия месяцев, а воспользовались каким-то забытым французским проектом. А что касается времени на часах, то сутки и час у нас почти как ваши, разница в пару-тройку процентов. Но делить час на шестьдесят раз по шестьдесят не получается. Секунды пришлось оставить как на Земле, иначе поехала бы вся физика. В результате у нас в часе примерно три тысячи семьсот секунд, поэтому мы делим его на сто частей по тридцать семь секунд. На самом деле всё ещё чуточку сложнее, потому что не совсем точно три тысячи семьсот. Но это пусть компьютеры разбираются, у них мозги электронные, а для бытовых целей достаточно знать про сто и тридцать семь. Так что просто переключите свой телефон или коммуникатор на местное время, и всё будет в порядке, — Эрнест сделал паузу, переводя дух после длинного объяснения. — К счастью, система долин Маринера достаточно мала, чтобы в них не приходилось вводить часовые пояса. Вот Олимпия и Уллис, те живут по своему времени, но туда мы с вами вряд ли доберёмся. Впрочем, вы видели Клавиус, а говорят, кто видел один купольный город, видел их все, так что в наших рудничных посёлках за пределами хандрамитов нет ничего интересного. Но вообще… что это я тут лекцию читаю? Вы обедали?

— Нет, по-моему. Тут как-то не разберёшь, где утро, а где вечер. В общем, с момента посадки, а это было часов пять тому назад, я только выпил чашечку кофе, заботливо предложенную барменом в порту.

— Тогда пойдёмте перекусим.

Эрнест решительно отправился к выходу со станции, и Анджею оставалось лишь последовать за ним.

Выйдя со станции,