Но вот эти мучительные два часа прошли. Они стоят на перроне в подвале космовокзала, а из туннеля медленно и бесшумно втягивается на станцию рейлер.

Двери поезда открылись, и из них вышел один-единственный человек — невысокий, сухонький, абсолютно седой старик с небольшим чемоданчиком в руке.

— Мастер Брукман, я ваш пилот, — обратилась к нему Мара. — Подождите минутку, я только попрощаюсь.

Весёлая толпа терраформистов уже начала втягиваться в вагон. Мара положила руки на плечи Анджею:

— Спасибо за всё, что между нами было. Ты открыл мне Землю.

— Спасибо и тебе. Ты открыла мне Галактику.

Они поцеловались. Однако поцелуй продолжался не так уж долго. Губы Мары оторвались от губ Анджея, и она прошептала:

— Давай. А то как в балладе — планета с траектории уходит.

Анджей зашёл в вагон и оттуда бросил взгляд на перрон. Мара не глядела ему вслед — она уже поднималась по лестнице рядом с мастером Брукманом. Там, где рейлер должен был исчезнуть из поля её зрения, загороженный потолком станции, она обернулась и помахала рукой. Рейлер беззвучно тронулся и погрузился в тоннель.

Анджей вытащил из кармана наладонник и попытался найти, какую именно балладу имела в виду Мара. Как ни странно, терранетовский модуль связи, встроенный в наладонник, запросто включился в марсианскую сеть, и вместо привычной поисковой странички Watson Alpha на экран вылезла какая-то Pavonis inform.

Впрочем, поисковые системы на всех планетах работают одинаково, и на запрос «Баллада. Планета с траектории уходит» нашёлся такой текст:

Где-то в мире голубая есть планета,

Не могу никак забыть о ней.

Хоть её на звёздных картах нету,

Там живёт полтысячи людей.

А над площадкой там то ливни, то метели.

Да, погодка, что ни говори.

Если там без приключений сели,

То, пилот, судьбу благодари.

Баллада, описывающая любовь пилота и случайно встреченной в молодой колонии девушки, была длинная, как межпланетный рейс. И где-то ближе к концу были строки:

Игорёк к нам с нею вдруг подходит:

Вам вдвоём, конечно, хорошо,

Но планета с траектории уходит,

Ты как хочешь, друг, а я пошёл.

Над площадкой в эту ночь мели метели,

Да, погодка, что ни говори.

Но без приключений мы взлетели

И в молчании на курс легли.

Старейший из обитаемых миров

Рейлер вырвался из туннеля под открытое небо. Ну, относительно открытое — плёночное небо хандрамита Офир. До неба было рукой подать, ведь космопорт располагался на одном уровне с плёночной крышей хандрамита. В окно ударили лучи маленького марсианского солнца.

Анджей оторвал взгляд от наладонника и осмотрелся вокруг. Он ехал в первом вагоне поезда, довольно близко к лобовому стеклу, наклонному, как у спортивной машины. Никаких признаков кабины машиниста у рейлера не было, и пассажиры могли свободно смотреть вперёд.

Дорога полого спускалась по грандиозному склону. Таких огромных ровных склонов на Земле не увидишь. Разве что где-нибудь на океанском дне, и то вряд ли — наверняка какие-нибудь придонные течения нароют поперёк склона подводных каньонов.

Слева простиралась широкая долина, частично закрытая облаками. В просветы между ними виднелись скопления игрушечных домиков, тонкие ниточки дорог, прямоугольники возделанных полей. Чем-то это напоминало полёт на самолёте, если бы справа так стремительно не нёсся мимо склон.

Анджей взглянул под потолок вагона, где у земных скоростных поездов обычно вешают табло со скоростью. Табло там действительно было, на нем светилось название следующей станции — Fisherdome — и какие-то странные цифры времени прибытия — 14 часов 87 минут. Выше бежали цифры текущего времени. Оно было более-менее нормальным — 14:52, но почему-то отсчёт секунд начинался заново слишком быстро, где-то между 30 и 40. Анджей внимательно разглядывал часы до 14:55, но так и не смог определить продолжительность марсианской минуты.

По сторонам табло были несколько циферблатов со стрелками разных цветов. Возможно, марсиане с детства знали наизусть эти цветовые коды, но Анджею пришлось встать и подойти поближе, чтобы разобрать написанные мелкими буквами единицы измерения.

Вот скорость. Светящаяся зелёная стрелка на чёрном фоне над серединой табло. Торчит чуть левее вертикального положения. И это — 500 километров в час.

А почему два жёлтых и два синих циферблата справа и слева от табло? Ага, синий — это термометр, а жёлтый — барометр. Слева — 20° и 12 кПа, справа +18° и 26 кПа. Понятно, слева то, что за бортом, справа — то, что внутри. А вот справа ещё странная конструкция с несколькими цветными стрелками.

Приглядевшись, Анджей сообразил, что этот прибор показывает состав атмосферы в салоне. Голубая кислородная стрелка торчала в районе 45 %, черно-коричневая азотная показывала 33 % и серо-зелёная аргоновая — 22 %. Черно-жёлтая стрелка углекислоты на отдельной шкале колебалась в районе десятой доли процента.

Пока Анджей рассматривал приборы, показания левого барометра увеличились уже до 16 кПа, а на склоне за бортом между красноватых камней стали появляться серо-зелёные пятна какой-то растительности.

Анджей достал буклет, выданный ему портовым барменом, и углубился в чтение. Через некоторое время сосед сзади потрогал его за плечо. Анджей обернулся. Это был тот терраформист, который угощал всех можжевеловкой и успел перезнакомиться и с экипажем «Ариадны», и с Анджеем, и даже сказать пару сомнительных комплиментов Маре.

— Эй, журналист! Оторвись от книжки и посмотри вперёд, это надо видеть.

Анджей взглянул в ветровое стекло. Рейлер уже преодолел большую часть спуска и скользил по эстакаде над склоном, заросшим низкорослыми хвойными не то деревьями, не то кустами. Лёгкие кучевые облака плыли на одном уровне с ним, в отдалении от склона. А прямо впереди, на фоне довольно большого выступа, вторгавшегося в долину, как нос старинного броненосца, эстакада отделялась от склона и уходила куда-то вглубь долины, поднимаясь над поверхностью на невыразимо изящных металлических арках.

Через несколько секунд рейлер описал пологую дугу и выехал на эту эстакаду. Прямо впереди через лёгкую дымку воздуха проступили яркие крыши города в обрамлении зелени и огромный купол посередине. Зрелище действительно заслуживало того, чтобы наблюдать его воочию.

Ещё несколько минут, и рейлер затормозил около вокзала Фишердома. Если платформа Космодром напоминала станции метро, то здесь всё было больше похоже на станции электричек. Правда, над головой высилась эстакада главного пути, а для остановки рейлер съехал на ответвление, лежавшее почти на поверхности.

Большая