на телефон, как научил Хасский, заранее прихватив с собой нужный шнур, который пронесла мимо охраны в термокружке. В тот момент, когда делала вид, что обожглась горячим кофе, чувствовала себя прилежной ученицей Бонда — не меньше. Что из этого пригодится, а что — просто мусор, буду разбираться уже на выходных.

Кстати, еще одна обязательная задача на субботу и воскресенье — дозвониться, наконец, до Дианы, потому что за всю неделю она прислала мне только одно ультракороткое сообщение, состоящее всего из двух слов — «процесс идет». Было это в понедельник, после трех моих настойчивых звонков, оставшихся, кстати, без ответа. И с тех пор, сколько бы раз я не пыталась дозвониться — абонент оказывался просто вне сети. Неважно, звонила я в шесть утра, в обед, вечером или даже перед сном.

Ни разу с тех пор Диана так и не вышла на связь.

Как не вышел на связь менеджер фабрики, которому я подробно изложила проблему и который пообещал разобраться, что с моими тапулями, потому что в его служебные обязанности, якобы, не входит контролировать каждый процесс производства, которых, по его словам, на фабрике не меньше десятка каждый день. Пообещал — и тоже исчез с радаров. Как будто каждый мой звонок превращался в мини-версию Бермудского треугольника.

Разобравшись с документами, еще раз проверяю компьютер на наличие следов постороннего вмешательства — как учил Хасский. Он раз десять повторил, как нужно сделать, чтобы моя секретарша не заметила, что в ее компьютере копался посторонний. Потому что, если кто-то узнает, что я вынесла из «Гринтек» хотя бы одну бумажку, а тем более — все и на электронном носителе, меня тут же обвинят в промышленном шпионаже, а это грозит даже целым тюремным сроком, даже если я беру документы для личного использования и не собираюсь показывать их ни одному постороннему глазу. Ну, кроме Хасского, но какой же он посторонний?

Мысль о тюремном сроке вызывает у меня нервное веселье. Интересно, а можно будет попытаться скостить срок на то количество дней, которые я проживаю в старой коммуналке с сумасшедшим котом? Сомневаюсь, что в наших тюрьмах условия проживания намного хуже.

Когда выхожу из кабинета, то в коридоре, да и на всем этаже, уже нет ни единой живой души. Вообще. Как будто за то время, что я ковырялась в компьютере моей «очаровательной секретарши», случился локальный апокалипсис и всех работников срочно эвакуировали на Луну. В предыдущие дни такого массового исхода я не наблюдала, но пятница, видимо, умеет открывать локальные черные дыры, которые засасывают абсолютно все, что находится на расстоянии нескольких метров.

Кроме меня.

Когда спускаюсь на первый этаж к проходной, охранник таращится на меня как на привидение — так и хочется скорчить ему злую рожу. Но когда до главного входа несколько метров, оттуда, прямо мне навстречу идет Лекс собственной персоной.

Я стараюсь делать вид, что не замечаю его, но это довольно проблематично, потому что мы буквально на одной прямой. Но все равно задираю нос и в самый последний момент, когда мы должны буквально пройти друг напротив друга, слегка поворачиваю голову, как будто замечаю его только сейчас. Легко киваю без намека на улыбку. Я зла на него страшно! Целую неделю укладок, полного макияжа и траты дорогой косметики только ради вот этих нескольких секунд! Да мне плюнуть в него хочется, а не улыбками разбрасываться или глазки строить!

Но то, что происходит потом, ввергает меня в ступор.

Лекс просто проходит мимо.

То есть он в прямом смысле слова проходит и… все. Даже не поворачивает голову! Даже бровью не ведет, глазом не дергает! Как будто там, где я нахожусь, пустое место. Если бы пару секунд назад я не видела реакцию охранника на свое появление, но подумала бы, что тоже стала невидимым бестелесным существом, как и остальные сотрудники, которые просто исчезли.

Поверить не могу, что это происходит в реальности.

Да никто в жизни не устраивал мне такой тотальный игнор!

Никогда!

Да мне даже полицейские на перекрестах честь отдают!

Я в сердцах так вколачиваю каблуки в пол, что, кажется, за мной остаются дыры даже в непробиваемом граните. Но выдерживаю лиц и даже бровью не веду в ответ на его хамское поведение. Если это была проверка на мою реакцию, то я не дала повода думать, что меня можно задеть такими глупостями. Внутри, конечно, буря и торнадо, и даже колени подкашиваются от злости, но Лекс же не рентген, в конце концов.

И как только я выхожу на крыльцо, надеясь вдохнуть полной грудью и расслабиться, оказывается, что на этом у Вселенной сюрпризы для меня еще не закончились.

У входа, на фоне пафосного белого кабриолета, с цветами и игрушечным зайцем, стоит Егор. И вид у него при этом такой, будто он собирается засадить меня в свою машину даже если для этого придется заарканить как дикую козу.

Но, к счастью для него, я настолько зла на Лекса, что мой мозг перестает думать рационально и врубает режим «обиженной стервы», в котором я обычно совершаю всякую дичь, как это было когда я демонстративно разбила всю посуду, которую Марат собирался продать вместе с моей квартирой. Был ли это разумный взвешенный поступок? Нет. Сожалела ли я о нем? Пф-ф-ф-ф!

— Извини, что… — начинает было Егор, как только я спускаюсь к нему, но закончить ему не дает моя ладонь, которую я киношно кладу ему на щеку и притягиваю к себе как будто собираюсь поцеловать.

Конечно, блин, я не собираюсь этого делать, но на крыльце дежурит пара залетных сотрудников и я — можете назвать это самообманом или предчувствием — точно знаю, что как раз сейчас Лекс на меня оглянулся.

— Виктория… — бормочет Егор, явно сбитый с толку такой резкой сменой моего отношения.

Да плевать вообще.

В свое время он для каких только манипуляций меня не использовал — имею полное моральное право на сатисфакцию путем аналогичных манипуляций.

Блин, и почему меня так задевает этот придурок Яновский? Ну не посмотрел, подумаешь? Главное, чтобы выполнил свои обязательства по договору, а будет он оглядываться на мою пятую точку, которая упорхнула к другому — какая, блин, разница?

Но все равно цепляет. Дергает тот единственный больной нерв, который продолжает реагировать на этого мужика несмотря на все мои аутотренинги по отсечению эмоциональных привязок.

— А-ну быстро убрал граблю, — шиплю в лицо Егору, когда чувствую его ладонь на своей талии. Сохранять при этом счастливый вид вообще нифига