Я с трудом обхватываю букет двумя руками и под его весом делаю пару шагов назад. Но Егор принимает этот жест за приглашение войти, которым тут же пользуется — перешагивает за порог, закрывает дверь и даже придерживает меня за локоть, чтобы я окончательно не завалилась на пол под всей этой грудой цветов.

— Я не звала… — пытаюсь дать понять, что ему лучше уйти, но Егор уже начинает хозяйничать.

Сначала забирает у меня цветы, посмеиваясь, что в магазине его о чем-то таком предупреждали, спрашивает, где у меня ваза.

— Ваза? А почему не бассейн? — говорю растеряно, но все равно продолжаю пятиться назад.

— Хорошо, тогда подойдет ванна. — За букетом Егора вообще не видно, но в его голосе хорошо угадываются веселые нотки. Как будто катавасия с букетом — целый повод для юмористического шоу.

— Ванна там, — показываю пальцем, пока пытаюсь обойти его сбоку, чтобы спрятаться на кухне.

Но в узком коридоре, да еще и с таким веником, это вообще нереально сделать, так что приходится идти перед Егором, чтобы открыть ему дверь. Взгляд падает на натянутые под потолком веревки, на которых сушится мое белье. Да что ж такое-то! Шмыгаю внутрь, быстро сдергиваю пару лоскутков и пытаюсь спрятать их за спину, пока Егор бережно укладывает цветы на дно маленькой, пожелтевшей от времени и местами побитой ванны. На крохотном клочке свободного пространства между втиснутой внутрь мебелью и стиральной машиной, было не развернуться даже мне одной, а вдвоем мы прилипаем друг к другу как два пельменя.

— Нужно набрать воду, — с этими словами Егор прижимается ко мне еще сильнее, чтобы дотянуться до крана.

Жаль, что я не могу черепаха втянуть голову в свой безопасный панцирь, и сбежать прямо сейчас тоже не могу, потому что путь до двери перегородила рука Егора.

— Прости, что я без приглашения, — говорит он мне на ухо, чтобы я расслышала его слова даже сквозь шум льющейся воды. Слава богу, в этот раз она хотя бы сразу нормальная, а не ржаво-желтая жижа.

— Не прощаю. Уходи.

Мне хочется спросить, зачем он искал мой номер, зачем приехал, зачем притащил этот монструозный букет, который больше похож на орудие убийства, чем на предмет для впечатления девушки. Но все это не имеет значения, потому что во главе угла стоит наше с ним общее прошлое, которое до сих пор болит. Хотя я не вспоминала о Егоре уже несколько лет.

— Даже выслушать меня не хочешь? — Егор теперь уже совершенно намеренно становится так, чтобы полностью закрыть дверь спиной.

— Нет, не хочу. И цветы забирай — меня такое уже давно не впечатляет, но в мире еще много дурочек, которых можно свести с ума этим царским жестом.

Хорошо, что сейчас мой голос уже не дрожит. Я даже почти владею собой, по крайней мере достаточно, чтобы выдерживать холодный тон разговора. Хотя, конечно, внутри все клокочет.

— Хасский сказал, что ты в некотором затруднительном положении, но я не предполагал, что все настолько… — он обводит взглядом крохотное помещение с двумя пятнами плесени в углу справа, — … плохо.

— У меня все прекрасно, это временная мера.

— Брось, Вика, мы оба знаем, что ты не создана для жизни в таком клоповнике.

— Мы? — Я с трудом проглатываю рвущееся наружу очень не-девичье высказывание о том, что я думаю о «нас». — Кстати, как поживет супруга? Все так же выедает тебе мозг, а ты все так же терпишь ради дочери?

Егор прищуривается и даже тусклого света желтоватой лампы достаточно, чтобы рассмотреть глубокие морщины у него под глазами и на лбу, и еще вокруг рта. Его возраст уже дает о себе знать, хотя я знаю многих мужчин, кто в его годы и даже старше выглядит гораздо свежее. Да зачем далеко ходить, Марат всего на четыре года младше Егора, но выглядит так, будто они и близко не ровесники. Хотя, справедливости ради — Марат трясется над своей внешностью так, как это не делают многие женщины.

— Мы разъехались, — с опозданием отвечает на мой вопрос Егор. — Дочь поступила в университет, учится на втором курсе.

— А кольцо ты, конечно, носишь просто чтобы не оскорблять ее чувства? — Поверить не могу, что меня до сих пор дергает это дерьмо. — Это который по счету раз вы вот так «расходитесь окончательно»? Раз десять было только при мне.

— Мы подали документы на развод, но судебный процесс, когда людей связывает двадцать лет брака, обычно длится не меньше полугода.

— Сочувствую, — произношу это с подчеркнутым пренебрежением, чтобы ему и в голову не пришло подумать, будто я могу говорить такое всерьез. — И на какой вы сейчас стадии? Выбираете пилу, которой будете делить совместно нажитое? Или уже пилите?

— Ирония, Виктория, никогда тебя не красила.

Я чувствую острый прилив ностальгии в ответ на этот его поучительно-наставнический тон. Только раньше готова была в рот ему заглядывать, лишь бы «выпросить» какой-нибудь урок жизни, заслужить вот это легкое словесное поглаживание против шерсти, потому что за ним всегда следовал мой феерический прогиб в прыжке. А потом, заслужив похвалу и идущей с ней в комплекте «плюшки» в виде свидания или выезда за город, взлетала на седьмое небо от счастья. Тогда я еще была наивной дурой и верила, что если буду достаточно хорошей, правильной, послушной и заботливой — Егор выберет меня. А как иначе, если, по его словам, они с женой чуть ли не с первого дня брака жили как кошка с собакой.

Господи, какой же бесконечно наивной дурой я была!

— Тебе лучше уйти прямо сейчас, — отчеканиваю я, а для верности тычу пальцем по направлению к двери. — Пока я не начала звать на помощь. Знаешь, у этих старых домов есть одно неоспоримое преимущество перед модными жилыми комплексами — здесь просто невероятная слышимость. Стоит мне рот открыть — и бдительные соседи вызовут полицию, «скорую» и пожарников на всякий случай. Уверен, что на твой развод положительно повлияет встреча с ними со всеми?

К моему удивлению — и легкому разочарованию — Егор даже бровью не ведет. Просто скрещивает руки на груди и нагло вздернутой бровью дает понять, что я могу исполнить озвученную угрозу — он и с места не сдвинется.

Странно.

Раньше, когда наши отношения были уже на той стадии, где все участники процесса, включая его жену, знали друг о друге, он всегда пасовал, стоило мне пригрозить