Глава 52. И эта тоже твоя девушка, чувак?

На стенных часах ровно два пополудни. Они отстают. На самом деле уже пять минут третьего. Только что звонко прозвенела последняя нота последней песни группы «Каждый Человек». Ты открываешь зажмуренные от избытка чувств глаза. И внезапная тишина взрывается аплодисментами и криками от дверей, где стоят ваши прекрасные зрители, ваши музы, они же ваши жабы, жабки, жабабулечки.

– Молодцы! – кричит Алиска.

– Ура! – хором кричат Мурзилка и Нинка.

– Энди, любимый, ты круче всех на свете! – могла бы кричать Объект, но она просто неистово хлопает в ладоши, и глаза ее сияют так, что большего тебе и не надо. Да, да, да! Она пришла полчаса назад – такая красивая, что у тебя перехватило дыхание, и ты даже не сразу смог петь. Черт побери, да тебя просто распирает от гордости и счастья. Парней тоже. Им кажется, что они настоящие музыканты и только что отрепетировали свой первый суперальбом. Даже Тихоня выглядит как звезда рок-н-ролла – с ананасной стрижкой на голове. У Нинки тоже новая прическа – каре, как у Мирей Матье. А, точно, вот почему она показалась тебе скромницей. Но сейчас Нинка снова раздухарилась не на шутку и кричит:

– Боже! Боже! Какие же вы все талантливые!

– Ну, у всех свои таланты. – Дэн снимает с плеча гитару, садится на твою кровать. – Правда, Нин?

Нинка бросает на Тихоню злобный взгляд. Тот отводит глаза.

Ты выходишь в гостиную. Оборачиваешься к Мурзилке и Объекту. Они стоят рядом у твоей двери. И тоже поворачиваются к тебе. Это так странно. Словно во сне. Солнце за твоей спиной освещает их лица. Ты только сейчас воочию видишь, какие они разные. Как «да» и «нет», как тень и свет. Кудрявая химия Объекта смеется над жестким ежиком Мурзилки, чье зеленое платье обтекает фигуру, делая Мурзилку взрослой и очень загадочной. Она сказочная фея вне времени. Ты видишь, как за ее спиной трепещут невидимые стрекозиные крылья. Объект в розовой футболке и голубых вареных джинсах словно сбежала со съемочной площадки французского молодежного фильма. И глаза у обеих светятся так, что у тебя снова перехватывает горло.

– Ну как? – с надеждой спрашиваешь ты, обращаясь конечно же к Объекту. Хотя…

– Интересно, – говорит Мурзилка раньше, чем Объект соизволяет отреагировать на твой вопрос. – А местами даже очень интересно.

Объект смотрит на нее сверху вниз, словно на какое-то говорящее недоразумение и говорит:

– Забавно!

И ты не можешь понять – она это про Мурзилку, или все-таки про песни, но на всякий случай отшучиваешься:

– Вот и славно, трам-пам-пам.

Весельчак пролезает из дверей между меряющимися взглядами фуриями.

– Девчонки, а слабо сбегать за пивком для талантливых музыкантов?

– Мне слабо. Я уже в луна-парк опаздываю. – В тоне Объекта ты легко улавливаешь знакомые обиженные нотки. – Спасибо за концерт, Андрей. Я пошла.

– Подожди, подожди. Я с тобой. – Вот и Дэн подоспел. – Все, чуваки. До завтра. Отлично получилось порепать. Просто зашибенски. Завтра в полдень генеральная репа. А в два будем писать. Крокодил провода и микрофоны привезет, все подзвучит. У Больного берем магнитофон и вперед.

– Вперед и с песней! – Весельчак устремляется в дабл.

А ты, как собачка, следуешь по коридору за Объектом до самой двери.

– Тебе правда понравилось?

– Правда. А что это за хамские барышни, Энди? Кто они такие?

Дэн хмыкает.

– Эти-то? – Ты оборачиваешься. До Мурзилки достаточно далеко, но ты все равно снижаешь тон. – Подружки Больного. А Алиска – юный фотолюбитель.

– Больного? – Объект морщит нос. – Ну и вкус у него.

Она наскоро, словно стесняясь, целует тебя, едва прикасаясь твердыми губами к твоей щеке. Оставляет помадный след, стирает его длинным пальцем, выходит в дверь вслед за Дэном.

– Пока, Эндичка!

И у тебя на сердце снова легко и празднично.

Из твоей комнаты раздается душераздирающая музыка. Там вернувшийся из туалета Весельчак, Тихоня и Труха джемуют втроем. Не успокоиться им никак. Выделываются перед девчонками. В коридор выходит Мурзилка. Подходит к тебе. Близко-близко.

– А меня с практики выперли за звонок Воннегуту.

Она стоит к тебе так близко, что ты чувствуешь ее тепло и слышишь дыхание. И еще запах. Никаких духов. Она пахнет молоком. Белым, как ее кожа. Слишком близко, но почему-то ты не отходишь.

– Из-за меня? Мрак, – говоришь ты. – Ой! Я же даже не поблагодарил тебя. Стыдоба. Вот ведь козел! Мне, кстати, так никто и не поверил.

– Не мудрено, – замечает Мурзилка и тихонечко пьет твою душу своими зелеными глазами.

– И куда ты теперь?

– Пока не знаю.

– Вон в луна-парк можно, – делишься ты гениальной идеей.

– Ага. В «Пещеру неожиданностей». Людей пугать, – кивает Мурзилка. – Мечта всей моей жизни.

Нет. У нее сегодня какие-то совершенно невозможно красивые глаза. Это все из-за платья, наверное. Но ты совсем не можешь в них смотреть.

– А где ты телефон Воннегута взяла?

– Секрет. А это твоя девушка была?

Твоя девушка? Да! Конечно. Скажи ей, Энди.

– Типа того.

– Очень красивая.

Мурзилка делает шаг назад. Похоже на минималистический танец. Магический свет в глазах феи тускнеет.

– Ага, – говоришь ты задумчиво и выдаешь то, что еще секунду назад совершенно не собирался. – Пойдешь со мной сегодня на квартирник БГ?

Глаза Мурзилки вспыхивают нежданной радостью. Она молча кивает, словно боясь спугнуть удачу. Нет, она не фея. Ты понял, на кого она похожа в этом платье. Она – русалочка. А тебе, похоже, нравится ее мучить. Ты же видишь, что она на что-то надеется. Или ты настолько глуп, что ничего не видишь, Энди? Попробуй разобраться в своей голове, когда там пьяный Моцарт играет реквием в панк-версии на огромном красном рояле в форме сердца.

Музыка в твоей комнате стихла. Это больше не студия, теперь это скорее публичная библиотека. Когда вы с Мурзилкой заходите в нее, Весельчак рассматривает книги на полках, а Алиска с Трухой сидят на кровати и разглядывают альбом Босха. Вы с Мурзилкой садитесь рядом с Алиской и напряженно молчите. Ты накручиваешь челку на палец, как всегда, когда пытаешься думать. А думаешь ты о том, что зря, наверное, позвал Мурзилку на сейшен…

– Босх – крутой. Первый сюрреалист, – сообщает вам Алиска.

– Тогда еще никакого сюрреализма не было. Даже реализма не было. И ренессанса, – автоматически возражаешь ей ты. – Только средневековое мракобесие в полный рост.

– Во-во, реализма не было, а Босх уже был. Я же говорю – он крутейший, – не сдается Алиска.

– Вообще-то, он – Бош. Во всем мире Бош, а у нас Босх, – говорит Мурзилка с тихой, как бы извиняющейся