Шрифт:
Закладка:
Сам того не подозревая, фюрер во второй раз за неделю избежал смерти. А может, он что-то учуял? Говорили, у Гитлера есть шестое чувство. Может, что-то в Цейхгаузе показалось ему подозрительным? А может, это происки гестапо?
Вильгельм Канарис тоже доверял своей интуиции. Через два дня после неудачной попытки покушения Герсдорфа полковник Флоримонд Дьюк из УСС отправил из Вашингтона очередную телеграмму полковнику Юлиусу Амоссу в Каир. Адмирал Канарис хотел встретиться с агентом американской разведки — возможно, с Амоссом. Но логистика этой встречи стала еще более сложной.
«С К встречались во Франции, — писал полковник Дьюк. — Он говорит, что в настоящее время Гиммлер пристально следит за ним. Гиммлер подозревает К в попытке свергнуть Гитлера и партию. И ему нужно быть очень осторожным»[617].
44
Лицом к музыке
Он был еще одним ветераном Первой мировой войны, который вернулся домой пацифистом. Покинув военно-воздушные силы, Альфред Шмидт пошел работать на завод, потом — на верфь, а затем стал учиться музыке в лейпцигской консерватории. Несколько лет он преподавал в начальной школе и какое-то время состоял в коммунистической партии. В 1934 году приехал в Берлин[618]. Шмидт сразу вошел в левацкие круги и погрузился в богемную жизнь города. Зарабатывал уроками игры на рояле. Влюбился в актрису Маргу Дитрих, которая стала его сожительницей[619].
Хотя Шмидту было за сорок, он сумел собрать небольшую группу антифашистов вдвое его моложе, и те расклеивали по Берлину плакаты и листовки. В августе 1941 года Шмидта арестовали и отправили в концлагерь Заксенхаузен в тридцати пяти километрах от Берлина. В марте его освободили, в июне 1942-го арестовали вновь. На сей раз его отправили в тюрьму Плётцензее. В октябре состоялся суд. Судьба Шмидта была типичной: «Виновен», смертный приговор «за государственную измену и предательские действия в пользу врага»[620].
На смертные приговоры можно было подавать апелляцию, но это была чистая формальность, которая лишь отсрочивала неизбежное на несколько месяцев. Апелляцию Шмидта рассмотрели и быстро отклонили. В отличие от других осужденных, в Плётцензее он безо всяких объяснений пребывал в непонятном положении — в ноябре, декабре, январе, феврале, марте… Охранники привычно и жестоко разыгрывали его. Они подходили к его камере, останавливались, словно собираясь забрать на казнь, а затем шли дальше[621]. Гарольд Пёльхау часто заглядывал в список казней. Он запоминал имена, а затем шел к Шмидту и шептал: «Я знаю, что завтра не ваша очередь»[622].
Шмидт подал прошение на заключение брака в тюрьме — ему отказали. Он писал Марге почти каждый день. Пёльхау выносил его стихи и письма в подкладке своего пиджака и доставлял по адресу. Шмидт нашел удивительный способ не скатиться в туман тоски, страха и апатии. В его камере был небольшой стол. На этом столе Шмидт нарисовал восемьдесят восемь клавиш рояля и «играл», чтобы расслабиться. Эта музыка звучала лишь в его голове: воображаемый Мендельсон, безмолвный Штраус. Эти мелодии запомнились ему на свободе и теперь помогали выжить и сохранить рассудок.
Двадцать третьего марта 1943 года Шмидт написал Марге очередное письмо: «Трижды или четырежды в неделю я оказываюсь на краю бездны и хотя заставляю себя спокойно смотреть вниз, но ожидаю малого толчка, который отправит меня в свободное падение»[623]. Через двенадцать дней он перестал играть на своем воображаемом рояле. В воскресенье, 4 апреля, охранник подошел к его камере, остановился — и на этот раз отпер дверь. А вот и запоздалый толчок.
Охранник перевел Шмидта в камеру смертников. Ночь с ним провел пастор Пёльхау. Шмидт съел половину куска хлеба, а вторую отдал пастору. Тот спрятал хлеб в пиджаке вместе с прощальным письмом Марге Дитрих: «Это наш свадебный завтрак. Съешь его, как съел я… А потом живи своей жизнью и держись за нее обеими руками!»[624]
На рассвете 5 апреля палач уложил Альфреда Шмидта на гильотину. Через несколько секунд Шмидт уже летел в бездну.
В день казни Шмидта в половине первого Ганс фон Донаньи встретился с Хельмутом фон Мольтке. Встреча проходила в кабинете Мольтке в штабе абвера. Он получил важную информацию: Донаньи могут арестовать в любое время. Это известие противоречило другому: всего несколько дней назад глава юридического отдела верховного командования Рудольф Леман заверил адмирала Канариса, что никаких арестов в абвере не планируется.
Но слухи множились, и Донаньи решил подстраховаться. В его кабинете хранились тридцать тысяч рейхсмарок, предназначавшихся для совета Исповедующей церкви. Он забрал деньги из сейфа и спрятал дома. Кроме того, он, Бонхёффер и Остер написали подложные письма. Эти письма должны были создать впечатление, что Бонхёффер решил поступить на службу в абвер давно, и его решение никак не связано с призывом в армию. В одном фальшивом письме к Донаньи, датированном 4 ноября 1940 года, Бонхёффер писал, что его международные контакты с епископом Беллом и другими деятелями Церкви могут быть полезны «для получения надежной информации о зарубежных странах»[625]. К великому облегчению Донаньи, майор Фридрих Хайнц нашел надежное место для «Хроник позора»: отныне они лежали в сейфе на военной базе Цоссен, попасть куда было непросто[626].
Донаньи повезло — он успел. Источники Хельмута фон Мольтке оказались более надежными, чем у главы юридического отдела. После разговора с Мольтке Донаньи вернулся в свой кабинет. А ближе к вечеру в штаб абвера явились полковник Манфред Рёдер и следователь гестапо Франц Зондереггер. С ордером на арест.
Копии доклада Зондереггера о подозрительной активности абвера легли на стол Генриха Гиммлера и фельдмаршала Вильгельма Кейтеля.