Можно надеяться на то, что усилия в области исследований и разработок будут реагировать на стимулы[437]. Величина расходов на НИОКР преимущественно определяется размерами рынка инноваций, нуждающихся в финансировании[438]. Поэтому создание, на некоторое время, побуждающего мотива к поиску чистых альтернатив грязным технологиям (в форме углеродного налога, который сделает использование старых технологий более дорогим, и/или прямых субсидий на исследования чистых технологий) может привести к эффекту снежного кома, создавая спрос. Чистая технология станет дешевле и, следовательно, более привлекательной, что увеличит спрос на нее, а значит, и отдачу от исследований. В конечном итоге чистый сектор станет достаточно привлекательным, чтобы вытеснить грязный сектор, и самое сложное останется позади. Отважный паровозик нашей экономики сможет направиться по сбалансированному пути, обеспечивая за счет ветра, воды и солнца прежние темпы экономического роста. Через некоторое время налоги и субсидии, направленные на стимулирование чистой энергии, даже могут быть отменены.

Легко понять, как это могло бы работать. Также пугающе легко увидеть, как это не может работать. Ведь грязные технологии никуда не денутся. Если углем и нефтью станет пользоваться меньше людей, то цены на эти ресурсы резко упадут. Поэтому возвращение к их использованию станет очень заманчивым. Действительно, уголь и нефть не являются возобновляемыми источниками энергии и со временем их цены будут расти (поскольку запасы истощаются), но, вероятно, угля и нефти под землей достаточно, чтобы довести нас до Армагеддона. Оптимистом быть трудно.

Фактически можно сказать, что оптимисты надеются получить в конечном итоге бесплатный обед. Фирмы и люди будут экономить деньги, применяя более чистые технологии, потому что исследования сделают их намного дешевле. Внедрение чистых технологий станет победой для отдельных людей и победой для всей планеты. Перспектива бесплатного обеда всегда заманчива. На самом деле это настолько заманчиво, что подобное отношение доминирует при обсуждении изменения климата. Регулярно приводятся детальные инженерные расчеты, на основе которых предсказываются инвестиции в повышение энергоэффективности и их окупаемость за счет снижения издержек на электроэнергию. Большое внимание привлек доклад консалтинговой компании McKinsey 2009 года «Разблокировка энергоэффективности американской экономики»[439]. По оценкам этого доклада «целостный подход» к инвестициям в энергоэффективность «позволит получить валовую экономию энергии на сумму более 1,2 триллионов долларов, что значительно превышает 520 миллиардов долларов, которые необходимо затратить до 2020 года на первоначальные инвестиции в мероприятия по повышению эффективности». В 2013 году Международное энергетическое агентство подсчитало, что только меры по повышению энергоэффективности могут дать нам 49 % от необходимого сокращения выбросов CO₂е, без каких-либо других изменений[440].

Если это действительно так, то перед нами стоит достаточно простая проблема; все, что нам нужно сделать, это преодолеть «разрыв в энергоэффективности». Мы должны определить, какие барьеры мешают потребителям (и корпорациям) осуществлять подобные инвестиции. Возможно, они не знают, возможно, они не могут получить кредит для финансирования первоначальных расходов, возможно, они близоруки, или, возможно, они страдают от инертности.

К сожалению, в реальности все оказывается не так просто, как это предполагается инженерными моделями. Федеральная программа помощи в реконструкции жилищ с учетом климатических условий является крупнейшей программой повышения энергоэффективности для домашних пользователей в Соединенных Штатах; с момента ее создания в 1976 году она охватила 7 миллионов домашних хозяйств. Майкл Гринстоун и команда экономистов получили возможность направить предложение об участии в программе примерно 7500 домохозяйств, случайным образом выбранных в Мичигане из 30 тысяч[441]. Участникам эксперимента было предложено более 5000 долларов в виде инвестиций на модификацию их домов (утепление, замена окон и так далее) без каких-либо затрат из своего кармана. Затем исследователи собрали данные о тех, кто получил предложение, и о тех, кто его не получил. Рандомизированное контролируемое исследование позволило сделать три основных вывода. Во-первых, спрос на программу оказался очень низким. Участие в программе рекламировалось широко и агрессивно, но из тех, кто получил предложение, приняло его всего 6 % домохозяйств. Во-вторых, реконструкция принесла реальные выгоды (у участников программы счета за электричество сократились на 10–20 %), но они составили всего треть от того, что прогнозировалось инженерными расчетами и гораздо ниже первоначальных расходов. В-третьих, последнее не связано с тем, что домохозяйства отреагировали на перспективу снижения счетов за электроэнергию, увеличив отопление своих домов (так называемый эффект отдачи); роста температуры в домах не обнаружилось. Инженерные расчеты, по-видимому, не в полной мере применимы к реальным домам в реальных местах; они слишком оптимистичны.

Разрыв между радужными инженерными оценками и реальностью касается не только домашних хозяйств. Один исследователь объединился с департаментом по изменению климата в правительстве Гуджарата (одного из самых промышленно развитых и загрязненных штатов Индии), чтобы предоставлять малым и средним фирмам квалифицированные консультации по вопросам энергоэффективности[442]. В фирмах из случайной выборки был бесплатно проведен энергоаудит, а затем этим фирмам был предоставлен список рекомендованных инвестиций в повышение энергоэффективности, на которые могли быть получены государственные субсидии (в рамках ранее существовавшей программы). После этого случайное подмножество фирм, прошедших аудит, регулярно посещали консультанты по энергетике, чтобы облегчить процесс внедрения мероприятий и технологий энергосбережения. Аудит сам по себе оказал ограниченное влияние на внедрение новых технологий. После консультаций эти технологии внедрялись более широко, но это также повлияло на деятельность фирм – они увеличили производство, что повысило их спрос на энергию. В итоге потребление энергии не изменилось, на этот раз из-за эффекта отскока. Снова оказалось, что инженеры, рассчитывавшие на потенциальное снижение эмиссии с помощью экономящих энергию технологий, слишком оптимистичны в своих прогнозах.

На наш взгляд, бесплатных обедов не может быть слишком много. Смягчение последствий с помощью более совершенных технологий может не сработать; для этого необходимо сокращение потребления. Возможно, нам придется довольствоваться не только более чистыми автомобилями, но и автомобилями меньшего размера или вообще отказаться от автомобилей.

Это не то, что хотели бы услышать наши коллеги-экономисты. Во-первых, экономисты слишком любят использовать материальное потребление как маркер благосостояния; во-вторых, они с подозрением относятся к попыткам изменить поведение, особенно когда речь идет об изменении предпочтений. Для многих экономистов возражения против манипулирования предпочтениями имеют мировоззренческий характер.

Причиной подобного сопротивления экономистов является их давняя вера в то, что в предпочтениях людей есть что-то «истинное» и что их действия отражают глубоко укоренившиеся желания. Любая попытка убедить людей делать что-то другое (например, потреблять меньше или потреблять по-другому) будет посягать на эти предпочтения. Однако, как мы видели в четвертой главе, истинных, четко определенных предпочтений на самом деле не существует. Если люди не знают, как они относятся к таким банальным вещам, как коробка конфет или бутылка вина, то почему мы ожидаем, что у них будут четкие предпочтения в отношении изменения климата? Или в отношении мира, в котором должны будут жить их внуки? Или заслуживают ли люди с Мальдивских островов того, чтобы их острова были смыты поднимающимся