короля Ричарда Львиное Сердце, воспетого, например, Вальтером Скоттом в романе «Айвенго». Правда, Ричард Львиное Сердце получил свое прозвище не потому, что был благородный, как лев, а потому, что отличался львиной жестокостью.

Примерно в то же время, когда монголы начали свои завоевания, крестоносцы захватили Иерусалим, вырезали там всех жителей и буквально утопили город в крови. Об этом вспоминают реже – возможно, пришедшие с Востока монголы, азиаты, казались существами непонятными и потому более опасными. Иными словами, жестокостей было довольно повсюду, и самодержавные правители появлялись в разных странах, однако не везде это приводило к тирании.

За что отдал жизнь протопоп Аввакум?

В 1620 году в нижегородском уезде, в семье священника, родился Аввакум Петров. Сегодня мы знаем его как протопопа Аввакума – удивительного человека, обладавшего невероятными энергией, силой и талантами. Среди церковных деятелей XVII века было много ярких, интересных людей по обе стороны раскола. Однако Аввакум знаменит, наверное, не только своей мученической жизнью, но и тем, как поразительно он рассказал нам о ней. По сути, он – автор первой автобиографии в истории русской литературы. Хотя сам он, конечно, не знал такого слова и не употреблял его, а написанную под конец жизни, в заточении, книгу назвал «Житие протопопа Аввакума». И уже это свидетельствует о его неожиданном взгляде на мир. Он написал собственное житие – житие мученика.

Это талантливое произведение повествует о необыкновенной и противоречивой жизни. Аввакум родился в семье сельского священника и был еще молодым, когда умер его отец. По указанию матери в 17 лет он женился на четырнадцатилетней сироте Настасье Марковне, дочери местного кузнеца. Через некоторое время стал дьяконом, потом принял сан священника. Но лишь только он приступил к службе, сразу начали возникать проблемы. Склад характера не позволял Аввакуму идти ни на какие уступки. Где бы он ни служил, прихожане жаловались на него. Он относился к ним со всей строгостью, бесконечно обличал их грехи, назначал им суровые наказания за те проступки, которые они не считали важными. И всё это провоцировало конфликты. В первые годы служения ему несколько раз приходилось бежать от паствы, жаждущей расправиться со вздорным попом. Однажды в деревню, где он служил, приехал воевода, и прихожане пожаловались ему на Аввакума. Воевода стал уговаривать вздорного священника, увещевать, а тот, естественно, возражал ему. Уезжая, воевода попросил благословить его сына, но Аввакум отказался, и воевода приказал бросить непослушного попа в реку. Аввакуму, однако, удалось из нее выбраться.

Но на этом он не успокоился и в дальнейшем всегда шел против течения. К 1651 году, когда Аввакум оказался в Москве, он был уже достаточно хорошо известен и даже вхож к царю. Царь Алексей Михайлович, тогда еще молодой и очень религиозный человек, привечал многих священников – в том числе Аввакума и епископа Никона, который вскоре станет патриархом. Аввакум и Никон, будущие смертельные враги, оказались вместе в кружке образованных людей, организованном царским духовником Стефаном Вонифатьевым. Они называли себя «ревнителями благочестия» и, собираясь, обсуждали вопросы богослужения, проблемы веры, во многом сходясь друг с другом. Они соглашались с тем, что надлежит поддерживать благочестие, следить за добрыми нравами, регулярно обращались к мысли о том, что необходимо исправлять священные книги.

Проблема со священными книгами существовала и была понятна любому образованному священнику (каковым являлся и Аввакум). Дело в том, что книги тогда переписывали от руки. И хотя книгопечатание уже появилось и распространялось, еще долгое время считалось, что оно подходит только для светских текстов, но не для священных. Переписывание священной книги – это подвиг, совершаемый монахом, который перед этим готовился, постился и молился. К тому же издания украшали замечательными миниатюрами – выдающимися произведениями искусства.

Каждый человек, который видел средневековую книгу, понимает, что это результат длительного напряженного труда, обладающий при этом некими священными качествами, – ведь работал над ней священник. Однако даже самый внимательный переписчик допускал ошибки, они были неизбежны. Любая замеченная ошибка означала испорченный лист (сперва – драгоценного пергамена, а позже – бумаги). Но не все ошибки замечались. И за много веков существования христианства на Руси при постоянном переписывании они накапливались. Следующий переписчик, получавший старинную книгу, не смел исправить недочет, обнаруженный в священном тексте, – он переписывал с ошибкой. И, возможно, добавлял новые. К XVII веку это выросло в настоящую проблему. Книги следовало исправлять. Никон и Аввакум (и их сторонники) имели разное мнение насчет того, каким образом это нужно делать. Аввакум считал, что за ориентир надо брать древние русские тексты. Никон, настроенный куда более западнически, полагал, что можно опираться, в частности, на греческие образцы. Этот их спор осложнился еще одним важным обстоятельством.

В середине XVII века восточная Украина вошла в состав Московского царства, и значительное количество киевских ученых, монахов, священников вступили в более тесный контакт с московским духовенством. Украина в тот период играла роль важного проводника западного влияния. Западом в Московском царстве в допетровское время активно интересовались, понимая, что оттуда многое можно заимствовать – начиная с военного дела и заканчивая науками. И одновременно Запада боялись. Там жили католики – непонятные, опасные люди. А с Украины, прежде входившей в состав Польши, пришли свои, православные, но знакомые с западными идеями и явлениями, – и таким образом Украина принесла с собой более-менее безболезненное западничество.

В кружке Стефана Вонифатьева стали появляться киевские священники, которые, конечно, поддерживали Никона в его желании реформ. Вскоре Никон стал патриархом и убедил царя в необходимости реформировать обряды и исправлять книги. К «книжной справе» Никон привлек польских книжников, знавших греческих язык, а за основу он разрешил им взять итальянские перепечатки. Аввакум же и его сторонники считали эти издания неавторитетными и имеющими искажения.

В какой-то момент спор этот стал выглядеть схоластическим и отвлеченным от жизни. С тем, что ошибки надо исправлять, соглашались все. Однако вскоре разногласия и неприятие реформ Никона превратились в вопрос жизни и смерти. Сотни тысяч людей, впоследствии названных старообрядцами, были готовы пострадать за свою правоту.

Иногда читаешь обо всех этих преследованиях старообрядцев (о казнях, пытках), смотришь на несгибаемую боярыню Морозову с картины Сурикова, которую отправили в ссылку, где заморили голодом, и удивляешься: неужели это всё настолько серьезно? А восстание Соловецкого монастыря, монахи которого в течение нескольких лет отказывались подчиниться новым правилам? Неизвестно, сколько лет еще они продержались бы, если бы не предательство; когда же монастырь пал, их подвергли ужасающим истязаниям. А старообрядцы, которые уходили в сибирские леса и устраивали самосожжения, только