шире Сены у моста Искусств. Когда реку не сковывал лед, как сейчас, суда привозили по ней дрова или пихту для строительства из недр России в Санкт-Петербург. Эти грузовые суда тоже делали из пихтового дерева, а когда они добирались до порта, их разбирали и продавали. А их команды пешком шли обратно в самое сердце огромной Российской империи.

Выйдя из саней, Александр посмотрел на реку. Лодки и корабли стояли на берегу, покрытые парусиной и снегом. Пресловутая русская зима не выпускала город и его реку из цепких лап.

– На чай[93], – сказал кучер что-то непонятное по-русски.

– Sante, будь здоров, – пожелал ему Александр.

Однако, судя по протянутой руке русского, тот вовсе не простудился, а расстроился, что ему не оставили чаевых.

Элис опустила ему в руку монету.

– Спросите у него про отель, – обратилась она к Анне, немного говорившей по-русски.

Справиться о гостинице Анна не успела – между женщинами встал Александр.

– Я слышал, что в отелях Санкт-Петербурга холодно, как в казармах. А вот гостеприимство русских, напротив, теплое и бесплатное.

Анна нахмурилась. При этом у нее сдвинулся капор, вокруг которого она обмотала зеленый шарф.

– К чему вы клоните, Александр?

– Я знаю кое-кого в Санкт-Петербурге, кто был бы рад нас приютить. – Достав из саней шерстяное одеяло, он набросил его Анне на плечи. – Доверьтесь мне.

– Так я делала уже не раз, – ответила Анна. – И на душе у меня от этого остались синяки.

– Вы ничего не рассказывали о своем знакомом, Александр, – вмешалась леди Элис.

– Я вспомнил о нем только что, глядя на реку, – сказал Дюма.

– Тогда он тоже ничего не знает о нашем визите, – заключила Анна. – Нам стоит пойти в отель. Я лучше посплю в казарме. Не хочется, чтобы ваш друг выпроводил нас за дверь.

Аргументы сыпались со всех сторон. Наконец мороз так глубоко прополз в конечности, что женщины начали дрожать. Остальные пассажиры «Владимира» давно разошлись. Анна, Элис и Александр были одни на гранитных ступенях на краю Невы, неподвижные, как и сама река.

Предприимчивый возница дрожек заметил троицу и остановился. Больше слов Александру не понадобилось. Все сели. Инвалидное кресло и кофр разместились на узком кузове. Повозка напоминала тильбюри[94], где умещалось только два человека. Втроем на узком сиденье было тесно, и Александр наслаждался близостью двух женщин. Он вытащил карточку, которую дал ему его знакомый в Брюсселе. На ней имя и адрес были напечатаны и на латинице, и на кириллице. Александр протянул карточку извозчику. Тот коротко взглянул на него и пожал плечами. Тут не помогала даже кириллица. Очевидно, мужчина не умел читать.

– Дворец при Академии, Васильевский остров, – прочитал вслух Александр.

Теперь извозчик кивнул. Одноконный экипаж тронулся в путь.

Они с шумом ехали по улицам. Александр, Анна и Элис наслаждались поездкой и знакомились со знаменитым городом. Мимо них проплывали великолепные здания. Большинство строений выдавали хвастливость их владельцев, были просторными и пестро разукрашенными. Некоторые из них венчали золотые купола. Крыши домов попроще были зелеными, но под жемчужно-серым, слегка голубоватым небом цвет едва выделялся.

На многих сооружениях и высоко на флагштоках развевался герб русских царей: двуглавый орел. Александр знал, что хищную птицу нарисовали так, чтобы одна голова смотрела на Европу, а другая – на Азию. Россия была двуликой империей.

Где-то спустя полчаса одноконная упряжка остановилась перед дворцом. Великолепное здание представляло собой большую прямоугольную глыбу, украшенную в восточном стиле. На фасаде было двадцать-тридцать окон. По бокам сводом изгибались два круглых крыла здания. Ко входу вела парадная лестница.

– Здесь живет ваш друг? – спросила Анна.

Недоверие у нее в голосе было серьезнее мороза.

– Похоже, он говорил правду, выдавая себя за богатого купца, – сказал Александр.

Но даже он при виде большого имения не решался выйти из дрожек.

Изумление и тишину нарушило «На чай» извозчика. Александр заплатил мужчине и дал ему чаевые. Тот выгрузил инвалидное кресло и багаж. Одноконный экипаж уехал. Трое путников остались одни перед большой парадной лестницей.

Прежде чем Александр успел встать и позвонить, дверь открылась. В проеме появился человек в форме слуги и сказал что-то по-русски.

– Мы хотим поговорить с хозяевами дома, – ответил Александр по-французски.

Слуга сурово взглянул на посетителей. Ничего не ответив, он снова закрыл дверь: неясно, понял ли он Александра.

– Нам лучше уйти, – сказала Анна. – Мне хватит маленькой гостиницы с умывальником в номере.

Прежде чем она успела сказать еще что-то, дверь снова открылась, и из дома вышел мужчина средних лет и крепкого телосложения. На нем был длинный сюртук с расшитым золотом поясом и напоминающий пирожок картуз с кисточкой, белая рубашка, а поверх нее – красный жилет со швом на воротнике. Большие пальцы он держал в карманах жилета.

– Что вам угодно? – спросил на чистом французском Шувалов.

Глава 41. Санкт-Петербург, дворец Шувалова, январь 1852 года

Все внутри Анны одеревенело. Она узнала круглые глаза. Жадный взгляд, который отлично подошел бы директору банка. Руку с роскошными кольцами, лежавшую на ее инвалидной коляске. Ей даже казалось, что она вновь чувствует запах дешевого вина в «Ламбермоне».

Перед ней стоял Шувалов, тот самый русский, который в Брюсселе купил у нее инвалидное кресло, воспользовался ее бедственным положением и лишил единственного подспорья. Если бы не Олаф Шмалёр, Анна сейчас лежала бы в бельгийском переулке, изголодавшаяся и замерзшая до смерти.

Похоже, русский тоже ее узнал. Спешно вытащив пальцы из карманов жилета, он схватился за перила парадной лестницы. Купец держался за них словно за поручень парусника в бурном море.

– Месье Шувалов, – прокричал Александр с натянутой приветливостью. – Вы помните? Мы познакомились в Брюсселе. Всего несколько недель назад.

При этом он протянул руки как актер, которого осыпали цветами на сцене «Комеди Франсез».

Шувалов с трудом отвел взгляд от Анны и изучающе посмотрел на Дюма.

– Брюссель, – сказал он, будто разжевав это слово. – Конечно, – нерешительно добавил он. – Вы были среди беженцев из Парижа?

Выставив вперед указательный палец, Александр показал им на Шувалова.

– Вы помните! Тогда вы пригласили меня навестить вас в Санкт-Петербурге, если я когда-нибудь туда приеду. И вуаля! Вот он я. И я привел с собой двух спутниц.

– Брюссель, – повторил Шувалов. Он то и дело посматривал на Анну. – И ваше имя?…

– Дюма! – крикнул Александр и стал подниматься по парадной лестнице. – Александр Дюма! Вы так гордились встречей с таким известным писателем как я, что не смогли отказать себе в удовольствии заплатить за вино и еду за весь вечер. За это