Толкин послал Уайзмену то единственное стихотворение, что написал в тот год: «Кавалеры Розы». Эта элегия, посвященная Дж. Б. Смиту и Робу Гилсону, на данный момент не опубликована; название является отсылкой к тому факту, что оба они служили в полках, некогда сражавшихся при Миндене, а в «День Миндена», 1 августа, принято носить белую розу. Уайзмен, стихотворение одобривший, утешал автора: «Музе, сам понимаешь, закон не писан, да и она не то чтоб сидела сложа руки, ты ведь столько времени тратишь на мифологию».

Действительно, когда Толкин чувствовал себя лучше, госпиталь казался ему мирной гаванью: подобралась приятная компания (включая одного полкового друга), и все располагало к сочинительству. Здесь он написал «Сказание о Тинувиэли», любовную историю – своего рода краеугольный камень «Утраченных сказаний», – вдохновленную мимолетным видением красоты, когда весной 1917 года он гулял вместе с Эдит в леске под Русом. Это второе записанное сказание далеко отстояло от грандиозной войны, занимающей центральное место в «Падении Гондолина». Угроза Мелько по-прежнему присутствует на заднем плане, а на авансцене разворачивается отдельно взятая романтическая история. Примерно в это же время Толкин также начал готовить почву для более мрачного, парного к ней «Сказания о Турамбаре». Это было прямое продолжение его попытки в первые месяцы Великой войны пересказать тот эпизод финской «Калевалы», в котором речь идет о Куллерво, покончившем с собой после того, как он неведомо для себя соблазнил собственную сестру[113].

Обширный и замысловатый мифологический фон для этих сказаний по-прежнему медленно развивался, главным образом в процессе наращивания и изменения списка имен и названий и лексиконов, по ходу того как Толкин следовал своему лингвистическому вдохновению. К тому времени как он прибыл в Бруклендс, он, вероятно, уже начал расширять пантеон «богов», или Валар, который до сих пор сводился к маленькой группке, поименованной еще до Соммы. Теперь во главе их стояли Манвэ и Варда, а еще в их число вошли кузнец Аулэ, владыка снов Лориэн Олофантур и владыка смерти Мандос Вефантур, богини Йаванна и Вана, а также, возможно, охотник Оромэ, в придачу к морским божествам Улмо и Оссэ. Что до эльфов – теперь Толкин, по-видимому, решил, что они впервые появились на свет подле Койвиэ-нени, «вод пробуждения». Он знал, что Двум Древам Валинора, нарисованным еще в мае 1915 года, предстоит быть уничтоженными Мелько и Мракоткущей – со всей очевидностью, Паучихой Ночи, которая уже появилась в раннем наброске странствий Эаренделя. А еще он знал, что судьбы номов в войне против Мелько решатся в ходе страшной битвы Нинин Удатриол, ‘бессчетные слезы’. Большинство станут рабами Мелько; те, что останутся на свободе, будут почти все уничтожены при падении Гондолина, а Эарендель возглавит лишь горстку уцелевших. В финале Вала Нолдорин поведет воинство эльфов Кора за море, дабы освободить пленных номов, но орки одолеют их в Земле Ив. Нолдорин уцелеет в битве и вместе с Валой Тулкасом сразится с Мелько у Заводей Сумерек. Но это все лишь обрывки сюжетов, и невозможно догадаться, что еще обдумывал про себя Толкин, прежде чем повествования обрели законченную форму в составе «Утраченных сказаний», написанных сразу после войны.

Толкина выписали из Бруклендса 16 октября: он был все еще очень слаб, его беспокоили боли в голенях и в руках. Месяц спустя, в пятницу 16 ноября 1917 года, в челтнемском Королевском родильном доме Эдит разрешилась сыном. Роды прошли трудно, жизнь Эдит оказалась под угрозой. Но муж не мог быть с ней рядом. В день, когда появился на свет его сын, Джон Фрэнсис Руэл, Толкин предстал перед очередной медкомиссией в Халле. Небольшая температура у него по-прежнему держалась, но теперь его признали годным к строевой службе в Тёртл-Бридже.

Англия была в осаде, и Толкин, страдающий от хронического недуга, нес караульную службу на морском рубеже Британии. Большевики во главе с Лениным захватили власть в России и объявили перемирие, что позволило Германии начать переброску значительных сил с Восточного фронта на Западный. «Казалось, что войне конца не будет (прямо как сейчас)», – станет рассказывать Толкин своему второму сыну Майклу во мраке 1941 года. Получить отпуск для поездки в Челтнем он смог только почти неделю спустя, сразу после мощного, молниеносного британского танкового наступления под Камбре. К тому времени Эдит уже шла на поправку. Из Бирмингема приехал отец Фрэнсис – окрестить Джона. Кристофер Уайзмен прислал из Скапа-Флоу пожелание совершенно в духе военного времени: «Когда твой малыш займет свое место рядом со всеми нами – теми, кто всю жизнь сражался с Господними недругами, – он, глядишь, обнаружит, что я смогу поучить его обращаться с мечом». А пока Уайзмен добавлял: «Требую назначения на должность дядюшки – или на сходную должность, символизирующую неисправимое холостячество и благодушие, необходимые для правильного внушения отроку ЧКБОшных ритуалов и доктрин».

Чтобы оплатить пребывание Эдит в родильном доме, Толкин продал последние из своих акций южноафриканских приисков, унаследованных от родителей; вскорости Толкина повысили до лейтенанта, но прибавки к жалованью это ему не принесло. Он вернулся в Холдернесс, а Эдит сняла жилье для себя и ребенка в самом Русе.

Здоровье самого Толкина оставляло желать лучшего; небольшая температура поднималась еще дважды, приковывая его к постели каждый раз на пять дней. Но еще до конца года Толкина перевели из Руса и Тёртл-Бриджа в другое подразделение береговой обороны в Холдернессе, где предполагалось, что его обязанности будут менее трудоемкими и он сможет постоянно получать медицинскую помощь.

Королевский оборонительный корпус был основан в 1916 году и задействовал тех, кто был слишком стар, чтобы участвовать в боевых действиях. Этот предшественник прославленных Местных добровольческих сил обороны времен Второй мировой войны просуществовал недолго; в состав корпуса также входили такие, как Толкин, мужчины призывного возраста, но небоеспособные. Это подразделение, набранное из стариков или недужных, стало наглядным свидетельством ущерба, нанесенного войной населению Британии. Толкина отправили в Изингтон – крохотную сельскохозяйственную деревушку с населением в три сотни человек, угнездившуюся на самой оконечности полуострова, где 9-й батальон Королевского оборонительного корпуса долгими безотрадными днями наблюдал за морем. Здесь было еще более уныло, нежели в Тёртл-Бридже в десяти милях к северу. Над Северным морем поднимались утесы – почти на девяносто футов в высоту; в воздухе пахло солью, вокруг не росло ни деревца. Веком ранее солдаты наблюдали за наполеоновскими кораблями из Димлингтона – маленького поселения по соседству, основанного еще англами; но с тех пор Димлингтон канул в море. Неподалеку утесы понижались, и земля сужалась до длинной невысокой косы, уходящей в устье Хамбера: это и был мыс Сперн. К артиллерийской батарее на самом мысу была подведена ветка военной железной дороги: ее проложили взамен старой, которая тоже ушла под воду.