– Только если не придется бежать.

– Бежать не придется, если все пройдет по плану.

– А что за план?

– После восьмидесяти шести тысяч ударов открой свою камеру ключом.

– Восемьдесят шесть тысяч?

– Сутки. За дверью сразу окажешься в маленькой нише. Дождись стражника, выйди из ниши и убей его.

Сердце Кадена отбило два частых удара, прежде чем он усилием воли вернул его к прежнему ритму.

– Как?

– Как коз убивал, – ответил Тан. – Перережешь горло.

Страх и смятение рвали в клочья спокойствие Кадена.

– Ишшин – воины, – заметил он.

– Ишшин уверены, что ты заперт, безоружен и беспомощен. Они знают, что я опасен, и ко мне приставили дополнительную охрану. А ты… – Он покачал головой. – Тебя они не боятся.

– Что дальше? – спросил Каден, отгоняя образ крепко зажатого в руке ножа и раскрывающейся под острием теплой плоти.

– Тебе приносит пищу тот же стражник, что охраняет эту часть тюрьмы. С его смертью путь будет свободен. Выжди еще четыре тысячи ударов сердца и иди.

– Куда идти?

Тан ножом полоснул себя по предплечью, оставил тонкий кровавый след. В свете фонаря порез казался черной полоской тени. Обмакнув в кровь палец, монах начертил на шершавом камне карту. Каден следил за возникающими на стене разветвлениями коридоров и лестниц.

– Здесь твоя камера. – Тан указал на клетку в конце длинного прямого коридора, затем ткнул в квадрат куда больше. – А здесь гавань.

– Гавань? – удивился Каден.

– Ишшин нуждаются в снабжении, и не все можно доставить через кента. Здесь есть подземная гавань, выбитая морем. Ты пойдешь туда.

– Разве ее не охраняют?

– В устье охраняют, – ответил Тан, – но они не ожидают побега. Ты заберешься на судно, причаленное к каменному молу, спрячешься среди бочек и будешь ждать меня. С отливом судно уйдет, и мы с ним.

– А труп? – спросил Каден, ощущая, как вспотели ладони. – Труп стражника, которого мне придется убить?

– Смена караула не совпадает с приливами и отливами, – объяснил Тан. – Когда его придут сменить, мы уже будем в море. Сейчас у причала нет других судов для погони.

Каден нахмурился. Слишком много возможностей споткнуться: прокрасться по коридорам Мертвого Сердца, отыскать тайную гавань, забраться на корабль, скрываться от всех глаз, пока крепость не останется далеко позади…

– А кента? – спросил он. – Почему не уйти через кента?

– Не будь глупцом. Грот с кента ишшин охраняют, как никакой другой. – Он кивнул на кровавую карту. – Запечатлел?

Минуту Каден вглядывался в линии и изгибы, в квадратики и ответвления, затем кивнул. Тан основанием ладони стер чертеж, оставив на камне лишь красноватое пятно. Закончив, он отдал Кадену ключ и нож.

– А зачем выжидать? – спросил Каден. – Почему, убив стражника, не двинуться сразу в гавань?

– Чтобы смена караула наверху успела занять посты. Жизнь ишшин расписана по минутам. Выждав четыре тысячи ударов, ты, по всей вероятности, застанешь верхние помещения пустыми.

Каден обдумал сказанное:

– Не слышу большой уверенности.

– Уверенности и нет. Если кого-нибудь встретишь, опусти голову, спрячь глаза.

– А Тристе где? Как нам ее вытащить?

– Никак.

Каден медленно вздохнул:

– Они ее убьют.

– По всей вероятности.

– Мы могли бы увезти ее с собой. Где двое, там и трое.

– Нет, – покачал головой Тан. – Риск слишком велик. Уже из того, что видел, ты должен был понять: девушка не то, чем кажется, а видел ты не более десятой части. Она опасна и непредсказуема.

– Но мы ведь еще можем что-то от нее узнать, – резко возразил Каден. – О кшештрим, о заговоре.

– Уйми сердце! – прорычал Тан. – Все решает точный расчет времени.

Каден проверил свой пульс, чуть задержал удары и только потом прошипел:

– Она что-то знает.

– Знает, – согласился Тан, – но нам не скажет. Матол жестко на нее давил, жестче, чем стал бы я на его месте. Она для нас бесполезна.

Монах покачал головой. Каден хотел возразить, но Тан поднял руку:

– Если ты выдержишь сроки, коридоры должны быть пусты, но, как ты сам заметил, «должны» не значит «будут». Один, в ишшинском наряде, ты, может, и проскользнешь. Если потащишь за собой Тристе, тебя заметят сразу. Риск слишком велик, а награда ничтожна.

Он не дал Кадену времени поспорить – развернулся, открыл дверь и шагнул в коридор.

– Ты считаешь? – спросил он, не оборачиваясь.

Каден вслушался в медленный перестук у себя в груди.

– Начал, – ответил он.

– Не сбейся. Второго шанса не будет.

* * *

Это была не ошибка. Ошибки происходят от неведения или небрежности, от неумения или просчета. Ошибки – это сбои мышления. Здесь было другое, много хуже.

«Больше похоже на полное безумие», – думал Каден, нащупывая путь по коридорам и выставив перед собой нож так, словно грозил им нескончаемой тьме.

Он заставил себя молча и неподвижно отсидеть посреди камеры десять тысяч ударов сердца, прежде чем начать движение. Ключ, как и обещал Тан, повернулся в замке, хотя от скрежета волосы у Кадена встали дыбом. Смутный свет собственных глаз обрисовал ему стены и мелкую лужицу на полу. Двигался он медленно и осторожно, но чем больше стремился к тишине, тем больше шумов ловил вокруг. По коридорам метались сквозняки, ветер шуршал по неровностям камня. Со всех сторон разом доносился звон капель. За этой капелью или из-под нее слышался гул, похожий на шум волн или прилива, но этот звук был так тих, что мог быть и порождением его фантазии.

Все двери в коридоре были окованы железом, одни запреты, другие приоткрыты, но все одинаковы: дерево и железо, дерево и железо.

«Уведите его вниз! – прорычал Матол. – Заприте рядом с кшештрим».

Значит, и Киль где-то в этом же бесконечном коридоре. Киль знает выход. Пусть желание спасти Тристе сумасшествие или глупость, но из всех миллионов аннурцев она одна была здесь, в Мертвом Сердце, и только ей он мог помочь. Конечно, Тан прав, девушка опасна, но Кадена она выручила, и плохим был бы он правителем, если бы начал свое правление, бросив ее у ишшин на бесконечные пытки. Если Киль здесь, если он знает другой выход, может быть, сумеет вывести и Тристе.

Через сотню шагов Кадену попалась дверь, непохожая на другие. Обычную раму выбили из проема, перехваченное железными полосами дерево заменили стальной плитой, висевшей на петлях толщиной с запястье Кадена. Запирали плиту пять широких стальных засовов, вставленные в металлические скобы, – такие удержали бы разъяренного быка. На металле виднелись длинные потеки, морская соль разъела поверхность, покрыла ее хлопьями ржавчины, и с виду дверь готова была рассыпаться, но, нажав на нее ладонью, Каден ощутил прочность камня. Каден не мог судить о толщине плиты, но, как видно, ржавчина не проникла вглубь.