— Не? — мягко спрашивает он.

Я слишком сырая, слишком голая, чтобы бороться.

— Не как возлюбленную.

Он ласкает мои щеки обеими руками, убирая волосы с моего лица.

— Что в этом мире заставило тебя так думать?

— Мне так сказали, — признаюсь я. — Кто может тебя любить? — Невероятно, насколько моя интонация совпадает с интонацией Чарльза даже в моем собственном сознании. Даже после нескольких месяцев, проведенных вдали от него. — Мне трудно, я…

— Стой, — приказывает он, хотя и не грубо. Я подчиняюсь. — Я не знаю, что это был за человек. Но он явно был грустный, маленький и жестокий.

С этим я могу согласиться. Я всегда могла с этим согласиться. Так почему же слова Чарльза до сих пор не дают мне покоя?

— Ты достойна того, чтобы тебя любили не только друзья и близкие, но и любимый.

— Ну, это не имеет особого значения… не так ли? — Я пытаюсь пожать плечами, как будто все это не имеет значения. Как будто он все еще не держит мое лицо обеими руками так же нежно, как я надеюсь, что он держит мое сердце. — Не то чтобы у меня было время найти другого возлюбленного. Да и не было никогда. Некоторые люди просто не созданы для этого.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. — На его лице нет ни тени колебаний, ни сомнения, ни обмана, как будто он действительно знает.

— Как?

— Я никогда не хотел влюбляться. Поклялся, что никогда этого не сделаю.

Вполне разумная клятва. Но странно слышать это от человека, который только что поэтически рассуждал о силе любви.

— Почему?

— Я видел, что она сделала с моими родителями. После… — Я уже собиралась сказать ему, что не нужно продолжать, я знаю, как тяжело ему дается эта тема, но он продолжил. — После смерти матери мой отец начал угасать. Его суженая ушла, и тишина в его душе ослабила его желание жить. Ничто во всех морях не могло заменить ее.

— Мне жаль, — шепчу я.

— Мы оба познали потерю и боль. — Он отпускает мое лицо и проводит кончиками пальцев по моим рукам.

— И мы стараемся делать все, что в наших силах, благодаря этому.

Илрит несколько раз испуганно моргает. Он слегка наклоняет подбородок, и интенсивность его взгляда слишком велика. Он приглашает меня заглянуть в его душу, так же как он заглянул в мою.

— Не из-за этого, а вопреки этому. То, кем мы являемся, не зависит от травм, которые пытаются омрачить наши души. Она часть нас, она может научить нас, но не определяет нас.

От этих слов у меня снова заслезились глаза. Мне хочется обнять его за талию и прижаться к нему. Чтобы еще немного пожить в его стабильности, пока мой мир не встанет на свои места.

Но я не делаю этого. Я не могу позволить себе подойти к нему слишком близко. Не только ради своего хрупкого сердца, но и потому, что, сделав это, я обреку его на сердечную боль — если он действительно душит в себе ту же зарождающуюся привязанность, что и я сейчас. Я направляюсь в Бездну, затем в Великое Запределье… а у него впереди долгая жизнь. Лучше не оспаривать ни клятву, которую он дал себе, ни мою решимость. Но это не значит, что мы не можем найти друг в друге утешение и успокоение. Что мы не можем заботиться друг о друге как коллеги-лидеры, разделяющие уникальный опыт. Как два человека, которые измучены, устали и так жаждут отдыха от плеча того, кто понимает.

Я протираю глаза, пытаясь отогнать все оставшиеся ощущения от упрямых слез. При этом я замечаю состояние своего тела. Я больше не твердая. Мои очертания по-прежнему серебристые, но плоть становится прозрачной.

— Что за…

Пальцы Илрит сжимают мои.

— Мы провели слишком много времени вдали от магии Леди Леллии.

— Что изменилось в этот раз по сравнению со вчерашним днем?

— Возможно, в тебе больше силы старых богов. Возможно, дело в том, что на этот раз ты не поешь их слова. Независимо от причины, мы должны поскорее вернуть тебя в Вечное Море.

Я киваю, а он идет за сундуком, который поставил на соседнем плато.

— Давай уладим дела с твоей семьей.

— Да. — Я снова устраиваюсь на его спине, и мы отправляемся на поверхность. Это последний раз, когда я вижу воды Денноу. В последний раз я увижу свой дом.

После этой ночи… я стану единым целым с Вечным Морем и посвящу себя тому, чтобы стать не более чем подношением старому богу.

Глава 24

Все корабли заправлены на ночь. Пока мы плывем между ними, избегая их моллюсков и морского мха, я не перестаю думать о том, как могли бы пройти мои последние шесть месяцев, если бы мой корабль не подвергся нападению.

У меня было бы еще шесть месяцев с сестрой и родителями. Может быть, мне удалось бы еще раз договориться с советом после того, как Чарльз отправился на свой маяк. Они называли это «окончательным решением», но мама учила меня, что всегда есть возможность вставить еще одно слово, прежде чем переговоры закончатся. Возможно, я бы раньше поняла, что я не сама по себе — что мне не нужно нести единоличную ответственность за заботу обо всех вокруг, чтобы компенсировать то, чего мне на самом деле не хватает. Возможно, поняв это, Эмили помогла бы мне одержать победу над советом.

Что если бы… могло бы… что могло бы быть… Слова, которыми заканчивается все мое существование. Гадание, которое будет сопровождать меня до самой могилы.

— Здесь… — Илрита прерывает резкий, оглушительный звон, от которого рябит в воде. Он вздрагивает, отшатывается, сжимая грудь, как будто его ударили ножом в сердце.

Звук пытается разорвать меня на части. Волшебные контуры моего тела вибрируют и искажаются. Я стараюсь держать себя в руках, как будто только сила воли удерживает меня вместе. Хотя в резонансном шуме колокола трудно сохранить ясность мыслей.

Звук затихает, и Илрит на мгновение берет себя в руки. Я делаю то же самое.

— Это был маяк, не так ли? — успеваю спросить я, хотя уже знаю ответ.

— Да.

— Ну, они работают, — пробормотала я. Не только против сирен, но и против рейфов. Если бы только был способ рассказать об этом людям. Сирены — не наши враги, не в том смысле, в каком мы думали. Эта мысль почти заставляет