Я не могла рассчитывать на то, что кто-то позаботится обо мне. Я действительно верила в это. Наверное, до сих пор верю… Моя команда была мне как семья, но, как и моя настоящая семья, она была под моей ответственностью. Я могла доверять им всем и делать то, что им нужно. Но это была моя работа — заботиться о них, а не наоборот.

Но они были рядом со мной. Так же, как Эмили заботилась о Матери и Отце вместо меня, когда я не была в порту. Даже Илрит… даже когда я каждый день проклинала его за то, что он не давал мне достаточно силы. Он тоже был рядом. Он защищал меня — не только своей магией, но и собой. Даже когда я пыталась найти фольклор или магию, чтобы ослабить его власть надо мной.

— Я так мало ему доверяла, — шепчу я. Он ничего не говорит, и я продолжаю: — Все… Я так долго думала, что я одна. Что меня окружают люди, которые нуждаются во мне, и лучшее, что я могу для них сделать, — это помочь. Именно в этом они нуждались — во всем, что я могла предложить, и я была достаточно сильна, чтобы сделать это. Отдавая, я была достойна их. Я никогда… я никогда не думала о том, что я нужна людям ради себя. Я даже не думала о том, что люди будут заботиться обо мне так же, как я о них.

Но они были.

Мои документы о расторжении брака всегда оформлялись в ускоренном порядке. Теперь я вижу руку Эмили в делах с советом. Мать всегда давала мне советы по поводу плавания, которые в итоге приводили меня в пустые порты с жаждущими торговли купцами, где было легко ориентироваться и еще легче торговать. У Отца всегда был готов теплый ужин, когда я возвращалась домой. Моя команда, когда приходило время, рисковала своей жизнью и отказывалась от всего своего жалованья, делая это… ради меня.

— Я не заслужила их. Не заслуживаю тебя.

— Виктория…

— Я так долго была одинока, но ведь я никогда не была одна, правда? — Во мне прорывается плотина. Слезы, которые, как мне казалось, я уже давно перестала выплакивать, вырываются наружу. Мои руки отпускают его плечи и летят к моему лицу, закрывая его, пытаясь спрятаться от мира. Пытаюсь спрятаться от стыда за то, что не осознала этого раньше.

Обе руки обхватывают меня. Крепкие и сильные. Крепкие.

Одна из его рук скользит по моей шее, к затылку. Другая рука обхватывает мою поясницу, крепко сжимая меня. Я тону в море боли и радости, о которых даже не подозревала, что они наполняли меня все те ночи, когда я плакала в одиночестве.

— Ты достойна гораздо большего, чем я или кто-либо другой мог бы дать. Я мог бы провести целую жизнь, отдавая тебе все, и этого было бы недостаточно, — шепчет он. Кажется, что он шепчет мне прямо в ухо, хотя он говорит без помощи рта. Каждая его мысль ласкает мой разум, сглаживая бесконечные боли, которые я носил в себе слишком долго. — Каждую ночь, когда я слышал твой плач, я хотел сказать тебе, что все будет хорошо.

Я издала звук, похожий на смех и всхлип.

— Я бы не поверила тебе, даже если бы ты сделал это.

— Я знаю. — Он нежно гладит меня по волосам. — Потому что я знаю, каково это — чувствовать, что ты дрейфуешь, один в огромном море.

— Я могла бы сделать гораздо больше за то время, которое ты мне дал, — признаюсь я себе и ему.

Еще долго после расставания с Чарльзом я уделяла ему так много времени. Он владел мной, как никто другой. Закончилась бумажная работа или нет, но в течение многих лет я была свободна, как ветер в парусах. Эм была права: мое сердце отказалось от этого распадающегося брака задолго до того, как совет приложил перо к бумаге.

Но я не могла избавиться от хватки, которую Чарльз оказывал на мой дух. Я жила каждый день, думая о нем. Плевала на него. Обижаясь на него. Время от времени, вопреки себе, интересовалась, как он там и что делает. Хорошо это или плохо, но все сводилось к мыслям о нем. Тратить энергию, которую он не заслуживал, которую я не хотела отдавать, но все равно отдавал снова и снова.

Потребовалось убрать воспоминания о нем с помощью божественной магии и бедственного положения мира, чтобы окончательно отвлечься от него. Чтобы понять, что сильнее всей моей ненависти и потребности отомстить — мое безразличие. Способ ранить его — это никогда не причинять ему боль, а просто не заботиться о нем. Это то, что окончательно освободит меня от него.

— Ты совершала необычные поступки. Ты проплыла через конец Серой Впадины, избежав посланников Лорда Крокана и рейфов. Обещаю, я не так уж сильно помог тебе в этом, как ты могла подумать. Ты прошла дальше на юг, чем я когда-либо видел — дальше того места, где карты отходят от края пергамента. — В голосе Илрита звучит неподдельное восхищение, и его искренность замедляет мои слезы. — За пять лет ты сделала больше, чем большинство людей за всю свою жизнь.

— Но этого было недостаточно… Я не сделала для них достаточно. Чтобы отплатить им за всю ту любовь, которую они мне дали.

Его рука замирает. Медленно его руки размыкаются вокруг меня. Я почти прошу его не отпускать меня. Я не готова, еще не готова. Меня не утешали так уже много лет, и я нуждаюсь в этом.

— Посмотри на меня, Виктория, — мягко приказывает он. И я смотрю. Я смотрю на него сквозь пальцы, потом опускаю руки. Илрит смотрит на меня своим непоколебимым взглядом. Это так же успокаивает, как и его объятия. — Ты не должна отплачивать кому-то за любовь. Она дается безвозмездно.

— Но…

— Никаких «но». Вот и все. Все просто. Если кто-то любит тебя, по-настоящему любит, то это потому, что он хочет этого — потому, что он не может представить себе мир, в котором этого нет. Потому что ты заставляешь их душу петь одним своим существованием. — Несмотря на то, что его слова приятны и светлы, его глаза наполнены непонятной мне болью.

— Но я не из тех, кого легко любить, — шепчу я. — Может быть, как сестру