Шрифт:
Закладка:
Надеюсь, когда все закончится, когда я добьюсь успеха, колокола и набитые ватой уши уйдут в прошлое. Люди, сами не зная почему, поймут, что моря не так опасны, как им казалось раньше. Может быть, на это уйдут десятилетия, но, возможно, наступит день, когда семьи будут охотно сидеть на берегу и любоваться горизонтами, которые я считала само собой разумеющимися каждый раз, когда выходила в море на корабле.
Если Илрит и слышит мое бормотание, он ничего не говорит в ответ, а продолжает плыть вдоль пристани, под тенью доков и опор. Ощущения сродни тому, как если бы ты упал в зеркало и попал в мир с другой стороны — туда, где все так похоже на то, что ты знаешь, но в то же время совсем другое. Перевернутое. Впервые за несколько недель я осознаю каждый толчок своих ног, каждый поворот, чтобы проворно скользить по воде. Когда-то это был мой дом, я ходила по этим причалам бесчисленное количество раз, а теперь я — тень под ними. Призрак моего прежнего «я», вернувшийся туда, где мне больше нет места.
Город над головой затих. Уже поздно. Но сквозь деревянные решетки над головой я вижу знакомые здания. Я останавливаюсь у одного из них, которое грозит вновь вызвать слезы.
Обычно тихая таверна пульсирует светом и звуками. Я почти чувствую, как журчит вода, как танцующие ноги вбивают ее фундамент в скалу внизу. С этого места я не могу заглянуть в толстые иллюминаторы. Но поток людей, которые уходят, заставляя нас все глубже погружаться под воду, — это все, что мне нужно знать.
— Это таверна моей семьи, — шепчу я. — И она процветает. — Возможно, это жалость. Возможно, я стала фольклорной. А может, моя семья наконец-то смогла отделить себя от черной метки, которую я на них наложила. В любом случае, видя, что у них все хорошо, я вздохнула с облегчением.
— Правда? Мне всегда было интересно, почему ты проводишь там так много времени.
— Это была мечта моего отца. Моя мать продолжала торговать, когда иначе перестала бы, чтобы у них были кроны для этого. Я тоже принимала участие. Эм также… — Я прервалась, уставившись в благоговейном ужасе. Ты сделал это, Па. Теперь все знают, какой вкус у твоего эля.
— Нам не стоит задерживаться. — Илрит легонько трогает меня за локоть.
— Я знаю. — Но я не двигаюсь с места. Я хочу остаться до тех пор, пока не станет достаточно поздно, чтобы Эм, или отец, или мать вышли и забрали доску с бутербродами. Только бы увидеть их в последний раз…
— Виктория.
— Точно. Сюда. — Отвлекаясь от бесполезных мыслей, я направляю нас к скоплению сетей неподалеку. — Мы поставим сундук здесь.
— Ты уверена, что он дойдет до них в таком виде?
Я киваю.
— Это сети моего отца. Он собирает всю рыбу, которая в них попадает, для своей варки и рагу
Когда рядом никого нет, Илрит начинает действовать: вставляет ящик в сердцевину сети и несколько раз обматывает его веревками. Я не могу удержаться, чтобы не внести некоторые коррективы после того, как он закончит.
— Мои узлы были недостаточно хороши? — Илрит складывает руки.
— Ничуть. Но не волнуйся, теперь у тебя есть друг — моряк.
— Друг? — Он приподнял одну бледную бровь.
— Ты видел, как я плачу. Только самые близкие друзья видели, как я плачу. — Я пожимаю плечами. По правде говоря… только около трех человек видели, как я плачу, включая Илрита. Но ему не нужно знать, что он принадлежит к такой эксклюзивной группе.
— Тебе нужно иметь более позитивные пороги для дружбы. — Он продолжает осматривать доки над нами. — Мы должны уйти, пока нас никто не увидел.
— Я знаю. — По обоюдному согласию. Я в последний раз провожу пальцами по сундуку. Я выгравировала свое имя на его крышке. В нем хранится мой компас. Моя семья будет знать.
Этого будет достаточно. Должно хватить. Это последнее, что я могу для них сделать.
— Виктория. — Он берет меня за другую руку, но не тянет. Он не требует, чтобы я ушла. Илрит просто держит ее. Хотя его прикосновение кажется далеким. Даже вырезанное под пальцами мое имя едва уловимо.
Я исчезаю. Мое тело действительно стало больше магическим, чем физическим. Теперь, когда с этим покончено, я использую то, что осталось от моего существования, чтобы поступить правильно по отношению к Вечному Морю, Миру Природы, старым богам, даже моей семье… и Илриту. Я на мгновение ошеломлена тем, как сильно он влияет на мою стальную решимость.
— Хорошо, я готова.
Он подает мне спину, и я хватаюсь за нее.
Мы плывем прочь от огней Денноу, в тень и мрак нижних уровней моря, убегая от преследующих нас отголосков колоколов маяка. Мы плывем мимо кладбища забытых и выброшенных безделушек. Вниз, мимо ила и грязи, замутняющих воды над глубинными течениями.
— Еще раз спасибо, — говорю я со всей искренностью, на которую способен.
— Не думай об этом.
— А я думаю. — Я легонько сжимаю его плечи. — Когда мы вернемся, начнем следующий этап помазания. Я хочу убедиться, что готова к встрече с Лордом Кроканом. После меня не будет другой жертвы.
Он оглядывается через плечо, шаг замедляется.
— Ты ведь действительно предана своему делу, не так ли?
Я киваю.
— А ты не боишься? — Вопрос почти робкий, неуверенный. Видно, что он не раз задумывался над этим вопросом, несомненно, не раз после смерти матери.
— Немного, наверное. — Я пожимаю плечами. Мой бесцеремонный тон — это не просто напускное спокойствие. Я обрела определенный мир со своей участью. — Думаю, я наконец-то поняла — окончательно приняла — что это то место, где мне суждено быть. Я умерла в воде в ту ночь, когда мы встретились, и с тех пор уклоняюсь от жнеца. Настало время заплатить свой долг. И неважно, должна я это другим или нет, я могу сделать свою жизнь по-настоящему значимой по собственным меркам, независимо ни от кого другого.
Илрит молчит. Затем мягко сказал:
— Если уж на то пошло, я думаю, ты сможешь унять гнев Лорда Крокана.
— Спасибо за доверие. — Мне пришло в голову еще кое-что. — Так вот почему посланники Лорда Крокана в конце концов напали на мой корабль? Неужели его привлекло то, что я так долго обманывала смерть?
— Это невозможно узнать. Все, что делал Лорд Крокан
