начиная от запертого демона, что пробудился, вырвавшись на свободу, до проклятого Волкодава, что оказался заперт в этом месте, лишь недавно вырвавшись из своего сна, уничтожив деревню... По причинам, которые я не могла понять, но надеялась, что смогу узнать о них, он остался жив сквозь века, и теперь, представлял для нас угрозу. Меня опечалило, что в домах не оказалось ничего существенного, способного послужить мне трофеем, быть может, оружие, сотканное из легенд и мифов. Но везде были только лишь бесполезные вещи, разбитые горшки, сломанная посуда, плесень и гниль, что ползла по черному, влажному деревню. Ничего, что дало бы ответ, что именно случилось в этой деревне, только догадки, все новые и новые, все более безумные. Благо, сейчас дождь уже казался чем-то хорошим, способным помочь мне увидеть еще больше старинных построек, что таили в себе удивительные секреты, ведь именно он дал мне узреть псарни и многие акведуки, оставшиеся среди разрушенных построек. Теперь, мне предстояло дождаться Гвин, чтобы обсудить что делать дальше, и что нам удалось узнать. Неуютно перебираясь с ноги на ногу, дрожа от холода и пытаясь дождаться девушки, которую высматривала в тумане передо мной, я размышляла над судьбой этой деревне, пока наконец... За спиной не раздалась ужасающая песнь, а следом, послышался медвежий рев, предвещающий скорую смерть.

Глава 23

Воздух вокруг застыл, в нем не никакой влаги, казалось, будто молитвенная песнь смогла разогнать дождь, но она просто окрасила его в алый цвет. В воздухе гремели черные молнии, которые освещали землю и мое тщедушное тело, что застыло, не в силах сделать шаг в сторону. Земля под ногами стала казаться живой, разумной плотью, что двигалась в такт чьим-то одичалым движениям, пытаясь утопить меня в себе. Но куда хуже было слышать именно песню, что текла из проклятой башни, подобно тягучей слизи пробираясь к краю сознания, одолевая его, подчиняя себе. Казалось, что впервые в жизни, я ощущала подобную молитвенную силу, переполняющую мысли и овладевающей душу, которая прямо сейчас пронзает меня насквозь, пригвоздив к земле, беспомощно бросив на растерзание. Я не понимала слов, но их и не было, те текста, что текли сейчас подобно крови, не были осмысленным, я не знала, кому молился жрец, подобное... было хуже чем все, о чем мне рассказывала Аколит, никто из богов не желал слушать подобное, проклятое пение, что гноилось в своих эмоциях, настолько искренних, и от того ужасных, что подобное было попросту невозможно принять за прошение к какому-либо божеству. Это было древнее чем наши текста, это вызывало к чему-то, что погибло очень давно, еще до того, как мир озарился искрой человеческой мысли, к чему-то, что видело бескрайнюю тьму, и потому… та отчаянная, остервенелая в своей ненависти песнь, которая разливалась по деревне, казалась столь порочной, что мне было попросту больно. Вся моя сущность изнемогала от нее, свет в душе, который многие принимали за Их дар, обжигал, впитывался в тело, сковывал движение. В молитве не было фальши, она не скрывала свой истинный, темный облик, наслаждаясь тем кошмаром, безумием и проклятьем, что творила. Голос жреца, что исполнял ее, не мог измениться в своем одичалом пении, это был не человек, страждущий крови зверь. В словах не было мыслей, не было личности, только животная ярость, смешанная с такой отчетливой ненавистью, что поросший на зданиях мог истлел, обратившись пеплом, рассеянным диким ветром. Бушующим вокруг нас, поглощая в себе, словно ураган.

Меня настигли видения, подчинив себе мой разум, но не овладев телом, которое по-прежнему стояло в грязи, забывшись о собственном существовании. Я видела то, о чем пел жрец, слова, бывшие лишь недавно воем, ревом и шипением, обретали свой сакральный смысл, что растворялся в крови. Я слышала историю предательства, взявшее свое начало за тысячелетия до того дня, как была рождена я, задолго до того, как здесь был построен этот форпост, и как возводилась на останках выжженного мира наша Империя, это все было прахом, ошибкой в глазах жреца, и в обезумевших зрачках того, кому он возносил свою молитву. В песне воющего на луну безумца, в веках остались века мрачной, нескончаемой ночи, когда весь мир оказался уничтожен, стерт с лица земли войной богов, и на его вырванных хребтах, на вспоротых венах, на растерзанной плоти, бродили брошенные богами существа, что в отчаянной ненависти к собственным сущностям уходили в глубины, рыли тоннели, ведущие к самым низинам мироздания, умирая от собственных рук, лишь бы избавить мир от себе подобных, обрести покой. Молитвенная песнь с вожделением шептала мне о том, что эта будет участь нашего мира, что вскоре, всем предстоит очиститься, раскаяться и умереть, под предводительством единого Бога, порочного бога, созданного чуждыми ему руками и выпущенного в мир ужасающим творением, что единственный, смог узреть всю правду. Бога, который разорвал собственные оковы, который на века опустил мир в новую эру, своим ревом провозгласив века алых ночей, отголоски которых до сих пор будоражат жрецов и магов на всей земле. И я видела их. Века проносились передо мною, мелькая отрывочными образами кровавых вспышек и нескончаемого волчьего воя. Мною было увидено, как над миром восходит алая луна, как ее свет меняет людей, заставляя тех убивать свои семьи, разрывать голыми руками детей и лакомиться плотью себе подобных, не видя для себя преград. Я видела, как из опустевших деревень, из пылающих городов и разрушенных форпостов, дергаясь, обращаясь в животных, порой вступая в бои между собой, уходят сотни обезумевших, расписанных кровавым узором людей, забывших о своей сущности. Жрец пел, как должен будет гореть мир вокруг, как обращённые люди свергнут небеса, зальют их кровью, уничтожив порочных, ложных богов, как в конце концов… Мир заново родиться в своем величии, отнятном у него веками назад, но в которое мы обязаны вернуться. И как каждый, кто оказался достаточно силен, чтобы пойти следом за неизвестным богом, будет вознагражден в новом мире, очищенном от демонов, богов и людей. И я видела то, как они добьются этого. Как волны крови захлестывают пылающую землю, как к небесам взмывают орлы, несущие в своих клювах куски плоти, как вороньи стаи затмевают солнце, в тени своих крыльев позволяя резвиться волкам, пожирающих плоть сотен тысяч умерщвленных, бьющихся в агонии боли и конвульсиях. Жрец пел, как из-под земли вырвутся запертые в них