в поле, а затем в морге? Я пришла к выводу, что все-таки виной тому была смена профессиональной роли: я больше не могла по-настоящему погружаться в свою работу. Не совершила ли я ошибку, согласившись на новую миссию? Передумывать было уже поздно, и я решила мыслить позитивно. Я вспомнила один случай. В мае Эрик обнаружил череп без зубов, для которого не нужно было делать одонтограмму. Но я все равно решила посмотреть. Когда я подошла к столу, Эрик показал мне на массивный перелом в основании черепа.

– Я не могу это объяснить, – сказал он.

Я осмотрела череп внимательнее. Непонятно… Вокруг вероятной точки удара отсутствовало много костей, не было видно очертаний перелома, по которым можно было сделать какие-то предположения о природе вызвавшего его орудия. Затем я повернула череп и увидела, что на лобной кости имеется неглубокая вмятина. Я заметила:

– Смотри, какая интересная травма от тупого орудия.

Я думала, Эрик ее уже осмотрел. Оказалось, что нет. Я указала на прямоугольный дефект с закругленными краями на лбу – типичная травма тупым предметом, не проникшим сквозь кость. Я дала Эрику стоматологический зонд из своего запаса, он несколько раз провел им по вдавленной кости и вдруг воскликнул:

– Клиа, ты невероятная!

Это не был обычный комплимент в духе «Ах, какая ты красавица», это было искренне. Эрик предположил, что перед нами след от приклада винтовки. Я взяла специальную щетку с тонкой щетиной, еще немного почистила впадину, и она проявилась прямо посередине лба. Эрик был восхищен:

– Ты действительно отличный антрополог!

Эрик позвал Алена, чтобы показать ему, как правильно фотографировать след от приклада, потом рассказал всем ассистентам, какая я замечательная, и продолжил дурачиться, заставив всех жать мне руку, хлопать по спине и всячески благодарить за то, что было просто-напросто моей работой.

Несмотря на склонность Эрика вне морга осыпать меня пылкими комплиментами – он то говорил, что я напоминаю ему девушку с этикетки рома Negrita Rhum, то называл меня прекрасной русалкой, – на работе он всегда вел себя очень профессионально.

Вернувшись в Косово, я немедленно ощутила, что за прошедшие без меня недели ситуация в морге и на объектах заметно осложнилась. На месте сбора машин конвоя возле ресторана «Лайон» на меня вдруг набросился Альдо (он все еще был руководителем полевой группы). Он был вне себя из-за какой-то кадровой проблемы. От напряжения у него даже вздулись вены на шее. Его голос тонул в кружащихся в моей голове мыслях. Я понимала: что-то изменилось и что меня теперь будут критиковать за все подряд. Альдо кричит на меня? Мы что, вернулись на несколько лет назад?

Несколько дней спустя в морге ко мне подошел наш полевой координатор Имонн и сказал, что вскоре должен приехать журналист из «Ньюсуика». Имонн уточнил, что МТБЮ разрешил этому журналисту ходить везде, где ему захочется, и попросил меня провести для него экскурсию по моргу. Когда журналист приехал, вначале я, стоя у входа, рассказала ему в общих чертах о нашей работе. Затем я решила взять его на совещание с Эриком. Прежде чем я сумела объяснить, кто это и почему он здесь находится, Эрик пришел в негодование:

– Кто этот человек?! Почему меня никто не предупредил?! Сначала надо было посоветоваться со мной! Как у вас хватило наглости привести сюда, где мы проводим вскрытия, непонятно кого?! Это недопустимо. Я здесь главный патологоанатом.

Я не могла и слова вставить и просто стояла, чувствуя, как сгораю от стыда. Когда Эрик наконец закончил свою тираду, я почувствовала, как слезы возмущения начали предательски щекотать глаза. Журналист решил вступиться за меня и попытался объяснить, что это не моя вина, что это Имонн попросил меня привести его сюда и что Гаага дала свое разрешение. Это было худшее, что бедняга мог сделать, потому что после этих слов Эрик по-настоящему взбесился. Он направился к двери, жестом приказав нам следовать за ним в чистую зону. Он собирался отчитать Имонна и позвонить в Гаагу.

Эрик шел по коридору, не оглядываясь, так что я незаметно проскользнула в женскую раздевалку, забежала в самую дальнюю туалетную кабинку и расплакалась. Вскоре подумала, что не хочу, чтобы Эрик или еще кто-то видел меня заплаканной. Я глубоко вдохнула и выдохнула. Какой вообще смысл в этой выволочке? Да, нельзя пускать в морг посторонних, но что я могу сделать с приказом сверху? И вообще, как Эрик мог подумать, что наша общая работа волнует меня меньше, чем его? Я не могла поверить, что он думает, будто я привела журналиста по собственной прихоти. Наконец я успокоилась, умылась и вышла из раздевалки.

Имонн еще до вечера извинился передо мной за случившееся, просто сказав, что я никоим образом не виновата в произошедшем, и пообещав пригласить меня на ужин. Лежа в постели той ночью, я раздумывала над вопросом: а стоит ли вообще быть «руководителем» в таких условиях? Я была готова залезть в братскую могилу на три месяца и пахать в грязи, вони и холоде, получая за это небольшие деньги. Но готова ли я терпеть весь этот бред?

Глава 23

Третья пуля старика

После инцидента с журналистом я стала более настороженно относиться к Эрику, хотя меня так же привлекала его манера работы. Он был врачом общей практики, и когда он работал с хорошо сохранившимися телами, казалось, будто он относится к ним как доктор к пациентам. Не знаю, понимал ли он, как выглядит со стороны: тихий, проницательный, с острым и непоколебимым интересом к делу. Я поражалась его выдержке, эмоциональной невовлеченности, но в то же время чуткости.

Стиль Эрика наиболее ярко проявился во время одного случая, который произошел во время моей второй миссии в Косово. Я снова взяла на себя обязанности антрополога – производительность морга начала отставать от производительности полевых команд. В мае все патологоанатомы поменялись, как и бóльшая часть персонала морга. Помню, с нами в тот день работал Луис Фондебридер, один из моих аргентинских героев, которого я впервые встретила возле могилы в Вуковаре. Он пришел к нам на помощь, поскольку полевые команды чуть сбавили темп. Мы работали вместе с Мареком, патологоанатомом из Польши, и Мигелем, потрясающим голубоглазым антропологом из Аргентины, занявшим в тот день место прозектора.

После обеда Мареку на стол попал труп пожилого мужчины, с хорошо сохранившимися мягкими тканями, за исключением головы и правой руки. Труп лежал на спине, левая рука на туловище, рот слегка приоткрыт. У нас было более восьми