Менее чем через две недели после поражения законопроекта Пауэрса уходящая администрация Кливленда начала процедуру обращения взыскания, как и надеялся Шифф. К концу апреля 1897 года банкир был настолько уверен в неизбежности продажи, что его комитет заказал новую пластину для облигаций, чтобы немедленно начать печатать новые ценные бумаги, когда сделка будет закрыта.

Затем последовали новые неудачи. В мае появилась группа кредиторов, подавших ходатайство о вступлении в дело об обращении взыскания. А в июле сенатор Морган начал агитировать за блокирование обращения взыскания, утверждая, что продажа не может состояться без согласия Конгресса, и заявляя, что минимальная ставка (45.8 миллионов долларов), о которой комитет Шиффа договорился с правительством, была равносильна грабежу. "В Сенате наблюдается некоторая агитация со стороны популистского элемента с целью создать препятствия для продажи собственности", - устало сообщал Шифф своему другу Роберту Флемингу, шотландскому банкиру. "Мы сильно подозреваем, что за этими усилиями стоит небольшая клика партийцев, которые разочарованы тем, что им не удалось приложить руку к пирогу, и, потерпев неудачу в другом шантаже, они теперь используют всегда готовый популистский элемент в Сенате, чтобы добиться своих целей". Тем временем пресса становилась все более враждебной к плану реорганизации Шиффа.

Какую роль, задавался вопросом Шифф, играет Нед Гарриман в противодействии его планам? Пытаясь удержать реорганизацию на плаву, он организовал еще одну встречу с Гарриманом, где изложил свое предложение: "Если вы будете сотрудничать с нами, я позабочусь о том, чтобы вас назначили директором реорганизованной компании и членом исполнительного комитета. Тогда, если вы окажетесь самым сильным человеком в этом комитете, вы, вероятно, получите пост председателя".

Это был как раз тот тип вызова, на который Гарриман был способен. "Хорошо, - ответил он, - я с вами".

-

Тридцатилетний Отто Кан, присоединившись к партнерству Kuhn Loeb, оказался втянут в одну из самых крупных сделок, которые оно - и, конечно, он - когда-либо заключало. Гарриман заворожил его, и, возможно, его очарование было вызвано тем, что Гарриману не хватало тех качеств - такта, стиля, обаяния, которые молодой банкир так тщательно культивировал.

Гарриман был динамо-машиной, действовавшей благодаря силе своей натуры. "Все, о чем я прошу, - это быть одним из пятнадцати человек за столом", - сказал он однажды Кану. Как только Гарриман занял свое место за столом, вспоминал позже Кан, "я снова и снова наблюдал, как он склоняет людей и события к своей решимости, используя поистине удивительные способности своего мозга и воли".

Гарриман не боялся драки; более того, он был драчуном до мозга костей. "Когда существовал легкий и одновременно трудный путь решения задачи, мистер Гарриман склонялся к последнему", - вспоминал Кан. "Однажды я сказал ему, что подозреваю его в том, что он специально создает себе трудности и препятствия, чтобы просто спортивно их преодолевать".

Заключив союз с Гарриманом, Шифф устранил одно препятствие на пути реорганизации, хотя другие еще оставались. В сентябре 1897 года в новостях появились сообщения о том, что генеральный прокурор Уильяма Маккинли, Джозеф Маккенна, рассматривает возможность обжалования сделки по продаже акций с целью изменения ее условий для лучшей защиты интересов правительства. В том же месяце Шифф высказал свое недовольство сыну, который в то время заканчивал стажировку в Лондоне:

Мы пока не достигли взаимопонимания с генеральным прокурором по вопросам Union Pacific и сегодня уведомили его, что он должен окончательно решить, позволит ли он нам продолжить продажу дороги или подаст апелляцию, и что в последнем случае мы должны отказаться от некоторых уступок, которые мы сделали правительству в последнее время, чтобы устранить препятствия. Мы должны довести дело до конца.

Он опасался, что "если мы не сможем закончить с лишением прав до того, как Конгресс соберется в декабре", его планы могут быть разрушены залпом "популистских атак".

Стремясь ускорить процесс, комитет Шиффа согласился поднять начальную цену на Union Pacific до 50 миллионов долларов, а администрация Маккинли отказалась от угрозы подать апелляцию. Продажа была назначена на 1 ноября, и в течение нескольких недель Шифф только и мог, что удерживать свои планы от срыва. Газета Джозефа Пулитцера New York World начала полномасштабную атаку на сделку - точнее, на "кражу", как ее окрестила газета, - сообщив, что Union Pacific готова перейти к "банде спекулянтов-грабителей". Тем временем появились слухи о том, что формируются конкурирующие синдикаты, которые будут бороться с группой Шиффа за железную дорогу. Внезапно, менее чем за неделю до аукциона, генеральный прокурор Маккенна сообщил комитету по реорганизации, что он планирует отложить продажу до середины декабря. Очевидно, что он хотел дать больше времени для появления конкурирующих претендентов.

Отчаявшись спасти сделку, комитет Шиффа поднял ставку еще на 8 миллионов долларов, и Маккенна согласился приступить к обращению взыскания. Но даже когда Шифф садился в свой личный вагон, направляясь в Омаху, где должен был состояться аукцион, он не мог знать, что вот-вот упадет еще один ботинок.

Вечером 31 октября, накануне аукциона, Шифф нервно расхаживал по своему гостиничному номеру. Он беспокоился не только о том, все ли пойдет по плану, но и о том, что произойдет, когда его синдикат наконец получит контроль над железной дорогой. Он пошел на одну из самых крупных авантюр в своей карьере, и серьезность этого наконец-то стала осознаваться.

В одиннадцать утра следующего дня сотни людей собрались у грузового депо Union Pacific в Омахе, чтобы принять участие в аукционе, который газета Nebraska State Journal назвала "величайшим в истории мира". Зрители перешептывались о том, не возникнет ли конкурирующий синдикат, чтобы побороться за контроль над дорогой. Но когда пришло время, аукцион прошел без драмы. Единственным участником торгов стала группа Шиффа, предложившая в итоге чуть более 58 миллионов долларов.

Теперь, после двух лет тяжелых политических и финансовых разборок, наступило самое трудное: преобразование Union Pacific.

-

Верный своему слову, Шифф добился того, что Гарримана назначили директором Union Pacific и ввели в состав исполнительного комитета совета - органа, наделенного правом принимать решения и расходовать средства на содержание дороги. Включение Гарримана в элитный клуб банкиров и железнодорожных руководителей, возглавивших реорганизацию, вызвало недоумение и замешательство. Кто был этот напряженный, резкий маленький человек, который говорил быстрыми фразами, как будто его рот пытался угнаться за его разумом? "На него смотрели настороженно, как на незваного гостя", - вспоминал Кан, который вместе с Шиффом также входил в совет директоров Union Pacific. "Его манеры и поведение раздражали некоторых из его новых