Такси приехало, и мы добрались до квартиры Родиона. Кроме мороженого мы ничего не ели, и голод, проснувшись, принялся терзать желудки. Родион отправился на ревизию холодильника, а я переоделась в юбку Златы и замерла под холодными струями кондиционера.

— Эй, — в створе дверей появился мой парень. — У меня плохие новости: с едой беда, надо готовить. Потерпишь? Постараюсь быстро.

— Хорошо, я пятно с юбки выведу и приду помогать.

— Ага. Тебе идёт эта юбка, — улыбнулся Родион, оглядывая меня.

— Не смотри на меня, и так жарко, — рассмеялась я. Никакого лукавства, его взгляд воспламенял. Я подошла, быстро поцеловала его и ушла в ванную.

Выстирав юбку, я вывесила её на балкон, сушиться на солнце, и отправилась в кухню.

Длинным ножом Родион крошил овощи. Боже, как меня заводил его вид! Дыхание мигом участилось. Он так умело обращался с острым предметом, что я, застыв на пороге, залюбовалась этой опасной грацией. Но я недолго оставалась незамеченной.

— Заходи, посиди пока, я скоро закончу, — сказал он, увидев меня.

— Помочь? — я прошла и села за стол.

— Нет, я угощаю. Ничего экстраординарного, конечно.

— Не нужны мне деликатесы, ты — моё лакомство, — сказала я, оглядывая его со спины.

Родион обернулся, но ответить не успел — зазвонил телефон. Наскоро обтерев руки, он вытащил мобилу из сумки, лежащей на диване кухонного гарнитура и поднёс к уху.

Какой громкий динамик. Я даже со своего места услышала Злату.

— Родь, привет. Ты дома?

— Ага, салат готовлю. Ты едешь?

— Да, но к Алисе. Её новая идея пришла, нужно срочно обмозговать. Я тогда у неё и поужинаю, не жди, я не скоро.

— Понял. Тогда до вечера, — Родион отключился и сказал уже мне: — Злата поехала к подруге. Это её соавтор, они снова что-то придумали.

— Круто. А я всё никак не доберусь до романов твоей сестры, — я еле-еле сдержала улыбку. Если Злата не придёт, у нас полно времени до прихода родителей. Господи, какая я стала озабоченная! — Ты сам читал?

— Да, пару работ. Хорошо пишет. Если решишь почитать, ей будет приятно, — ответил Родион, продолжая строгать несчастные овощи.

Я не усидела и встала. Безжалостно жаря, солнце протекло через окно, и нагретый пол обжигал босые пятки. Но здесь и сейчас, на этой самой кухне, рисковало стать гораздо жарче. Кровь закипала.

Я подошла к Родиону и обняла его сзади, тесно прижимаясь грудью. Мне стало так хорошо, как никогда не было. Божественные ощущения. Их можно пить, как прохладный лимонад в знойный день и не напиться, так и мне никогда не будет достаточно прикосновений, поцелуев, чего-то большего, когда до этого дойдёт дело.

Яростный стук сердца подсказал, что скорее, чем я думала. Я не стала отстраняться — пусть Родион слышит, пусть знает, что я чувствую. И так я слишком долго таилась, глубоко прятала, а как оказалось приятно выпустить это на волю. Тихо вздохнув, я потёрлась щекой о его спину, обхватывая крепче. Да, теперь можно было не сдерживаться.

— Эй, ты чего? Такая голодная? Подожди, спешу как могу.

— Ты пробуждаешь мой аппетит, — проговорила я, а Родион вдруг засмеялся.

Раскаты низкого смеха прошлись по телу и завертели спирали внизу живота. У меня вспыхнули щеки — я поняла двусмысленность собственного заявления. Но я говорила искренно, поэтому не стала комментировать.

— Рад слышать, — мне показалось или его голос стал глуше, хриплые нотки проявились ярче, заскребли по горлу лёгким першением.

Говорят, настоящий голос человека проявляется в моменты наибольшей открытости. К примеру, когда влечение переходит границы. Голос Родиона сводил меня с ума всегда, а сейчас особенно.

Я провела руками по его узкой груди и животу. Сердце уже давно как бешеное долбило ему в спину, и его тело начало откликаться под моей мучительно медленной лаской: дыхание сбилось, стук сердца убыстрился, движения стали отрывистыми. Я знатно отвлекала его от работы. И чертовски была этим довольна.

— Майя, ты мне не помогаешь, — проговорил он, а я тихо засмеялась.

Я уже плохо соображала. Убрала руки и отстранилась, чтобы забраться ладонями ему под майку. Добравшись до его тела, я чуть не застонала. Родион вздрогнул, когда я коснулась кончиками пальцев спины, а я, приподнявшись на цыпочки, уткнулась ему в шею, полной грудью вдыхая аромат кожи и волос.

Сколько раз он доносился до меня мимолетно, и уже тогда сильно влиял. Сейчас же, когда я вдохнула максимально допустимую концентрацию, вожделение зашкалило. Я без стеснения переместила руки на его живот под майкой, с упоением касаясь жаркого тела, провела по выступающим ребрам вверх до груди, где дотронулась до сосков.

Его грудная клетка ходила ходуном, я видела, как тяжело он дышал и облизывал губы, как боролся с подкатывающим желанием, но продолжал строгать эту чертову капусту. Почему он медлил, когда чуть не набросился после экстремальной карусели?

Позволял соблазнять себя? Да, он достоин ласк. Он уже завоевал меня. Теперь я готова отдать ему всё, что у меня есть. Снова во фразе сквозила двусмысленность, но по тому, как туго сжималась пружина в животе, я поняла, что не лукавила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Может, закончишься позже? — выдохнула я, целуя Родиона в шею.

— У тебя есть альтернативное предложение? — он хитро усмехнулся.

— Да, — голос изменил мне, и я почти зашептала ему в ухо. — И оно гораздо… гораздо лучше, — я лизнула его в шею и прижалась губами к влажному следу.

Как ещё объяснить понятнее? Не лезть же ему в трусы, где, наверняка, уже тесно и туго. Но если придётся…

Родион отложил нож, быстро вытер руки и резко развернулся. Я захлебнулась жарким поцелуем и ответила с такой же жадностью. Он целовал и обнимал так сладко и безвозвратно, что я торопилась, но одновременно не хотела спешить.