— Лина, — Нолан мотнул головой, подзывая меня к себе.

Я обошла Нэша за километр и присоединилась к Нолану перед зеркалом.

— Что такое?

Нэш прошёл мимо меня, чтобы убрать гантели на стеллаж, и я ощутила волнение его близости.

Наши взгляды встретились в зеркале, и я нарочито отвернулась, не желая видеть, что жило в этих неспокойных голубых глазах.

— Хочешь сегодня вечером выпить после того, как я уложу ребёнка баиньки? — он показал большим пальцем на Нэша.

— Это мы ещё посмотрим.

— Что посмотрим?

— Выпить — это просто выпить, поскольку ты только что водил мою подругу на свидание.

Он закатил глаза.

— Я не пытаюсь забраться в твои трусики, Солавита.

Выпить с другом-парнем — это, похоже, единственный вид общения, к которому я готова. Это означало никаких разговоров о чувствах. Никакого сексуального напряжения. И не надо нянчиться с пьяными подружками.

— Тогда увидимся вечером.

— До свидания, — заявил он и усмехнулся.

— Засранец ты, — любовно отозвалась я.

Температура в спортзале внезапно понизилась на десять градусов. Я осознала, что проблема не в кондиционере. Это Нэш стоял рядом со мной. Мы не смотрели друг на друга, не соприкасались, но мой мозг посылал сигналы об опасности, будто я только что свалилась в вольер с гориллами в зоопарке.

— Ты собираешься сегодня работать чем-либо помимо языка? — спросил он у Нолана.

— Слушай, приятель. Тебе не обязательно так беситься, потому что я надрал тебе задницу в жиме стоя, — сказал Нолан.

У меня были вещи поважнее, чем наблюдать за развитием броманса. Например, свозить пожилую бодибилдершу за продуктами.

— Увидимся, — сказала я Нолану, демонстративно игнорируя Нэша.

Я дошла аж до фонтанчика с водой, и тут снова ощутила темное присутствие Засранэша.

— Ты не можешь игнорировать меня вечно, — сказал он, встав передо мной. Я резко остановилась, чтобы не врезаться в его потную грудь. Я не могла позволить себе фантазии.

— Мне и не нужно игнорировать тебя вечно, — ответила я сладким тоном. — Как только я завершу это расследование, мы больше никогда не увидимся.

— А как же свадьба?

«Чёрт». Свадьба.

— Не могу говорить за тебя, но я взрослый человек. Если один лишь вид тебя вызывает у меня желание врезать тебе складным стульчиком по роже, это не означает, что я не могу один день притворяться, будто терплю тебя.

Он оскалил зубы, и я гадала, не померещилось ли мне низкое, опасное рычание.

— Ты продолжаешь давить на все мои кнопки.

— А ты просто продолжаешь меня бесить, — пристальное соревнование в гляделки продлилось добрых тридцать секунд, после чего я наконец спросила: — Что случилось с твоим лицом?

— Оно налетело на мои кулаки. Несколько раз, — сказал Нокс, с топотом проходя мимо нас к водному фонтанчику.

— Серьёзно? Когда вы двое это перерастёте?

— Никогда, — хором ответили они.

Я не знаю, кто из нас подвинулся ближе, но теперь мы с Нэшем стояли так, что носки нашей обуви соприкасались. Я находилась достаточно близко, чтобы провести пальцами по его потному торсу, и эта мысль должна была вызывать отвращение. Но естественно, не вызывала. Я начинала думать, что со мной что-то всерьёз не так.

— Нам надо поговорить, — сказал Нэш. Такими темпами я обгорю под его испепеляющим взглядом как на солнце.

— Извини, шеф. Я уже наговорилась. Тебе придётся найти себе другой объект для раздражения.

— Проклятье, Ангелина.

На сей раз я определённо не вообразила себе рычание. Или горячую, твёрдую ладонь, которая распласталась по моему животу и оттеснила меня в тёмную, пустую студию. Тут пахло потом и промышленным дезинфицирующим средством.

— Ты что делаешь? — прошипела я, когда Нэш захлопнул дверь за собой и встал перед ней.

Тут имелось потенциальное оружие — гантели по 2 кг и большие спортивные мячи. И то, и другое может отлететь от его чугунной башки.

— Прекрати морозить меня, — приказал он.

Я не знаю, чего я ожидала, но совершенно точно не этого, чёрт возьми. Определённо выберу гантели.

Нрав пылал под моей кожей подобно пожару.

— У тебя есть два варианта. Либо я буду морозить, либо испепелять тебя адским пламенем. И позволь сказать, шеф, я буду так счастлива, если ты выберешь адское пламя.

— Что, бл*дь, я должен делать? — потребовал он. — Ты злоупотребляешь моим доверием, предаёшь меня, а я должен просто смириться?

На сей раз уже я сократила расстояние между нами.

— Ты себя вообще слышишь? Я тобой воспользовалась? Я тебя предала? Да мы едва знакомы. Определённо не настолько близки, чтобы я провернула подобное. И как бы мне ни было болезненно это признавать, ты не настолько тупой, чтобы позволить кому-то едва знакомому воспользоваться тобой. Ты пришёл с этим багажом, и тебе так и не терпелось вывалить его на меня. Ну и угадай что, мудачина? Я была с тобой честнее, чем кем-либо другим в моей жизни, и ты тут же заставил меня пожалеть об этом.

Я ударила его ладонью по потной груди и толкнула. Он не поддался. Даже ни на дюйм. Но его ладонь сжала моё запястье, и он дёрнул меня к себе.

Он был стеной жара, мышц и злости. Моя ярость сливалась с его яростью, и всё во мне плавилось.

— Я ненавижу то, как сильно я всё ещё хочу быть рядом с тобой, — его голос был низким, сердитым хрипом, подобным тому, как гравий ранит босые ноги. Именно то, что мечтала услышать каждая девушка.

— А я ненавижу, что когда-либо открывалась тебе, — прошипела я.

Это правда. Я ненавидела то, что поделилась с ним какой-то частью себя. Что теперь он владел частью моей истории. Которую я никому не доверяла в течение очень долгого времени. Я ненавидела то, что как бы я ни злилась, как бы мне ни было больно, я всё равно просто хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. Это похоже на мою соседку по комнате в колледже, у которой была непереносимость лактозы и токсичные отношения с чизкейком.

Мы оба тяжело дышали, дышали одним и тем же воздух, вдыхали один и тот же гнев, разжигали один и тот же огонь. Музыка и какофония звуков спортзала казались такими далекими.

Мне хотелось ударить его. Поцеловать его. Кусать его губу, пока он не потеряет контроль.

Он наклонил голову, затем остановился в нескольких миллиметрах от моего рта, и его нос коснулся моей щеки.

Его руки обхватили мои бицепсы и скользнули вниз к запястьям.

— Тогда почему прикасаться к тебе кажется таким правильным? — прохрипел он.

Я почти растаяла в его объятиях. Чуть