Но тут в камеру подселили ещё двоих. Один представился Михаилом, другой Семёном. Оба были первоходками, вяло объясняя, что сели по глупости, покрывая бандитов с оружием, а раньше работали охранниками.

— «Красные», что ли? — тут же вцепился в эту информацию Хрущ и начал прописывать их по всем правилам. — Да вы знаете, что тут со служивыми бывает? Ментов на зоне не любят!

Они не знали. Он пугал.

— Да не менты, — вяло оправдывался молодой. — Просто мешков с деньгами охраняли на КПП.

— Ага, в посёлке Жёлтое золото, — добавлял тот, что постарше. — Вот где все деньги с области осели!

Шмыга с Вольфычем о том посёлке слышали лишь краем уха. И помалкивали на своих шконках. А вот Алагаморов вдруг активировался.

— А, Жёлтое Золото! Так у меня дом там остался. Во истину место, угодное Сатане!

Блоб и Джоб активно закивали. Жилось им там сладко, пока рогатый начальник от них не отвернулся. Правда перед тем отвернулся сам старейшина, стоило попасться, но как только вновь повстречались на зоне, он тут же сказал, что это было «испытание верой». И вопрос закрыли.

Глядя то на охранников, то на сатанистов, то на карты, спрятанные в отделении для кассет в магнитофоне, Хрущ вдруг придумал план. Обоих лопухов следовало подмять под себя, чтобы сместить баланс сил в камере в свою сторону. Но сделать это можно было, лишь показав или хотя бы обозначив свою власть на хате. А сделать он это мог, лишь отыгрывая старую карту.

— Шмыга, вот ты говоришь, что долг я на тебя повесил ни за хуй собачий. А сбоку припёку только телячий и поросячий висит.

— Ну да, так и говорю, — донеслось от первого бывшего директора УК Светлый путь. Он даже грозно добавил, глянув на коллегу. — По беспределу!

— Так давай по-честному, по-пацански. Отыграй этот долг, — тут Хрущ убедился, что в коридоре никого нет, достал карты из магнитофона и добавил. — В «очко» сыграем?

Антон отложил книгу и признался:

— Не, в очко сегодня не хочу… Не чешется.

— Да в игру очко, дурик, — даже как-то мягко ощерился Хрущ. — Игра такая. «Двадцать одно». Набрал — выиграл, меньше набрал — можешь выиграть. Больше набрал — перебор. Я покажу, как играть.

И он показал, даже пустив ради этого дела за стол человека с низкой социальной значимостью.

— Всё просто, — досконально объяснил Хрущ. — Понял?

— Ну да, понял, — ответил Шмыга и прищурился. — А сам то что поставишь?

— Да вот твой долг и поставлю. Выиграешь — забыли, — тут Хрущ прищурился и как можно громче добавил, чтобы все слышали. — Вопрос лишь в том, что ты поставишь. Равнозначное миллиону.

— Ну, у меня есть гараж, внедорожник, половина квартиры с женой на пару, — с ходу перечислил Антон, так как был уверен, что у него всё ещё всё это есть. — Что мне этот миллион? У меня и больше есть.

— Неплохо, — прищурился Хрущ с улыбкой гиены. — У меня тоже есть квартира. Своя. На сто процентов. Так что предлагаю играть по-крупному.

— Как это?

— А так, что из-за стола один не уйдёт, пока есть на что играть, — тут он достал пачку сигарет из-под матраса, прикинул цену объектов и отделив определённое количество сигарет, предложил. — Одна сигарета — это миллион рублей. Играем только на сигареты. Пока у меня одна сигарета. Это твой долг в миллион. Хочешь, чтобы мы закрыли вопрос — меняй тачку, хату, гараж. Что угодно, на эти сигареты. И делай ставку. Кто ближе к очку, тот и побеждает. И… — тут Хрущ снова сделал голос погромче. — Я не против, если кто-то тоже захочет поиграть по-крупному. Если есть, что ставить, конечно.

Аламаморов только хмыкнул, переглянулся с помощниками, но со шконки так и не слез. А Семён и Михаил вызвались быть свидетелями и крупье. Так охранник постарше проверил и посчитал все карты, а тот что помоложе сел с листиком и ручкой, где должен был записывать результат.

— Итак, Шмыга, что ты ставишь против своего долга? — кивнул на сигареты Хрущ, вдруг ставшими настолько дорогими в отдельно взятой камере, что ни одному курильщику не по карману, если тот не из клана топ-100 самых богатых семей планеты.

— Да гараж ставлю! — заявил Антон. — Как раз в миллион и стоит.

Хрущ кивнул. Семён всё записал. Михаил начал тасовать карты.

— Принято, — ответил Хрунычев, выдав ему сигарету. — Делаем ставки.

Оба поставили по сигарете, положив их в центр стола. Ради такого дела у столика встал и Вольфыч, сложив руки на груди. Мухлевать Хрущ не мог, так как не он сдавал карты. Но ничего и не терял, кроме мифического долга. Так что, как говорится, дело случая. Не припишешь же двум первоходкам соучастие в этом разводе. А может, и не совсем разводе. Кто знает?

Михаил раздал обоим по две карты. Посмотрел на Хруща, но тот и не коснувшись карт, покачал головой:

— Нет, пусть он первый берёт. Он начинает.

— Ещё, — сказал Шмыга, глядя на восьмёрку и короля. Выходило двенадцать, что явно недостаточно для победы.

Третьей картой пришла семёрка. Всего — девятнадцать из возможных двадцати одного.

— Хватит, — добавил Шмыга и даже положил карты на стол рубашкой вверх.

Хрущ глянул на свои карты, поморщился и сказал лишь:

— Хватит… вскрываемся.

К девятнадцати очкам Шмыги пришли семнадцать очков Никиты Сергеевича. Поморщившись, тот признал:

— Я проиграл, — после чего показательно скинул сигарету на пол и раздавил тапочком. — Твой долг прощён.

Антон подскочил и от радости едва не приплясывал. Тимофей Вольфыч даже положил ему руку на плечо, добавив:

— Что ж, поздравляю. Рискнул и выиграл. Всё честно.

Шмыга, радуясь, как пёс косточке, вернул карты и уже собирался вернуться за чтение книги, когда Хрущ вдруг добавил:

— А куда ты пошёл? Ты, наверное, плохо слышал, — и тут он добавил проникновенно. — НИКТО НЕ УЙДЁТ ИЗ-ЗА СТОЛА, ПОКА ЕСТЬ НА ЧТО ИГРАТЬ. А у меня есть квартира. Трёшка. Приставы вынесли из неё всё, что можно. Но и с голыми стенами она в цене. Там ремонт. Улучшенная планировка. Она стоит миллионов пять как минимум.