Шрифт:
Закладка:
Все чувства Богов были нарисованы на их лицах. Лохматые брови Верховного Бога свелись в нарастающей ярости, взгляд сосредоточился на Аиде.
– Я пойму тебя, брат, только в том случае, если это действительно касается освобождения смертных от этой ничтожной религии и их тщеславного Бога. В противном случае тебе долго придётся держать ответ за то, что ты привёл на Олимп эту тварь! – прохрипел он. С этими словами Зевс поднялся со своего трона и стал набухать, как грозовая туча, распространяясь по всему небосводу. Он прогремел так, что сотряслась атмосфера: – Афродита есть Небесная Богиня Любви, Красоты, Плодородия, вечной Весны и Жизни! Прекраснейшая из всех, когда-либо рождённых! Не смей даже имени её произносить своей мерзкой пастью!
Молния разорвала воздух. Лик земли вспыхивал бледно-голубым светом и снова погружался во мрак. Потом сверкнула ещё одна молния и ещё…
Люцифер расправил свои огромные крылья и обратился в прекрасного светлого Ангела. Он взмыл над Олимпом и стрелой направился прямо в громыхающую, сверкающую молниями устрашающую субстанцию, в которую превратился Громовержец. Ангел Смерти и Света был прекрасен, вокруг его головы появился сияющий ореол. Боги, раскрыв рты, любовались неожиданным перевоплощением. Зрелище было изумительным. Встав вровень с полыхающими глазами Зевса, Люцифер замер на несколько мгновений, а потом медленно произнёс:
– Афродита! Это моё единственное условие. Или вам никогда не вернуть поклонение людей!
Сверкнув огненным взглядом, он сложил крылья и камнем ринулся вниз. Вонзившись прямо в свежескошенное поле, Демон скрылся под землёй.
– Наконец-то фокусник вернулся в цирк! – сказал Гермес и три раза хлопнул в ладоши.
Все молчали в ожидании возвращения Зевса на олимпийский гранит.
– А почему бы для начала нам не спросить саму Афродиту? Если хотите, я сам отыщу её и перескажу ей всё в самых ярчайших подробностях! А что? Наша красавица никогда не отличалась тонким вкусом. Гефест ненамного краше Люцифера!
Никто уже не реагировал на слова Гермеса.
– Не стоит Афродите ничего говорить, – сказал Зевс, лишь только вернулся на свой трон. – Она ничего не должна узнать.
– Но почему? – спросила Гера, едва сдерживая раздражение.
– Потому что она пойдёт за ним, – в один голос ответили сестры Мойры.
Их веретено уже начало плести дальнейшую судьбу Богини Любви…
Глава 40.
Слава богам!
Никос впервые присутствовал на праздновании в честь Бога Прометея. Он предвкушал и страшился его одновременно. Осознание того, что он будет в центре внимания многотысячной толпы, навевало на него ужас. И хотя члены «Археллина» тщательно скрывали прямую связь Богини Афродиты с семьёй Венетисов, историй о появлении Олимпийских Богов на острове Дилос хватило, чтобы притянуть любопытные взгляды в их сторону. Никосу казалось, что у него на лбу сияет выгравированная табличка, что его глаза предательски и совершенно бесстыдно излучают плотоядную, неземную, выставленную напоказ и на всеобщее посмешище любовь к настоящей Богине. Ну почему сейчас Афродиты не было с ним рядом? Она бы притянула на себя все взгляды до единого, а он бы спрятался в её тени и никогда больше не выходил оттуда.
Кейси, одетая в красную мантию, в сандалиях, с лавровым венком на голове и в золотых браслетах на предплечьях, полностью погрузившись в атмосферу празднества, напротив, с удовольствием и гордостью смотрела на то, как со всех улиц стекаются всё новые и новые толпы людей. Этнические верующие со всего мира, почитатели Древней Греции и простые зеваки готовились провести торжественное шествие по городу Литохоро в направлении великого Олимпа, где они проведут первую ночь. Произнеся хвалы Зевсу, ублажив и воспев имена Олимпийских Богов орфическими гимнами, политеисты разобьют лагерь и уснут у подножия священной горы, чтобы соприкоснуться с древним духом и воздать должное своим Создателям, тем, которых человечество когда-то унизило, обидело и предало. А на следующий день, по традиции, жреца́м и жри́цам предстоит провести несколько древних обрядов венчания, а также наречения младенцев древнегреческими именами. Были среди них и желающие сменить свои христианские, данные им при крещении на новые, этнические имена героев, нимф, божеств или выдающихся деятелей Эллады. Число желающих поучаствовать действии увеличивалось с каждым годом. Их имена записывались, им вёлся подсчёт, и каждая личность представляла для этнических политеистов особую ценность. В этот день все греки ощущали свою принадлежность к древнейшему народу и наслаждались праздником, вне зависимости от того, к какой религии сами принадлежали. Каждый сегодня представлял себя Ахиллесом, Гераклом, Одиссеем, Аристотелем, Александром Македонским, Прекрасной Еленой, Семелой, Эвридикой…
С наступлением сумерек величественная архаическая процессия перенесла город в другую эпоху. С первыми ударами литавр и пронзительными нотами флейты, возвещавшими жителей и гостей города о начале праздничного шествия, члены «Археллина» с зажжёнными факелами двинулись в направлении священного Олимпа. Тут же отовсюду стали выходить люди, облачённые в туники и хламиды. С ладонями, направленными к солнцу, они приближались к торжественной процессии и вливались в неё. Вокруг царила атмосфера воссоединения, вызывающая у каждого участника действия волнение и воспоминания о былом.
Пройдя несколько километров, выйдя за окраину города и достигнув холма у самой рощи Прометея, Орест и Деспина, возглавляющие шествие, впервые обернулись. Их удивлению не было предела. Картина, представшая их взору, превосходила всякие ожидания. Движущаяся за ними толпа наводнила все улицы и переулки Литохоро, создавая впечатление извивающихся щупалец гигантского светящегося осьминога. Белоснежные хитоны женщин подчёркивали чистоту кожи животного, а развевающиеся алые накидки мужчин напоминали струящуюся по жилам кровеносную систему. Членистоногий монстр был сказочно прекрасен. В глазах людей, следующих за проповедниками древней религии, совершенно искренне светились вера, гордость и благодарность, томившиеся веками в их сердцах. Казалось, будто колесо истории вдруг крутанулось вспять.
– Неужели у всех этих людей тоже были видения? – спросил Никос стоящего рядом с ним Филиппа.
– Не думаю, братишка, – ответил тот, не менее ошарашенный увиденным. – Похоже, это разочаровавшиеся в своей вере, те, кто хочет перемен.
Никос продолжал вглядываться в толпу. Что-то необъяснимо волновало его. В воздухе колыхалась и вибрировала едва уловимая фальшь. Орест дал знак продолжать путь, и шествие возобновилось. Щупальца кальмара вновь пришли в движение. Кроме одного звена… Совсем крохотную часть тела словно парализовало. Чёрное пятно, будто обгоревший кусок кожи, выделялось на белом теле каракатицы. Никос прищурился. Во вжатых в каменную стену одного из домов людях Никос узнал священников, облачённых в чёрное. Проплывающие мимо них факелы подсвечивали до боли знакомые лица. Это были отец Серафим, епископ Афанасий и пара местных священников. Рядом с ними стояли Ставрос и Мария… Резкая волна предательства захлестнула Никоса с головой, перекрыв ему доступ к кислороду. Ноги онемели и отказывались идти, в глазах потемнело. В одно мгновение краски перемешались, и теперь парню казалось, что толпа шла в чёрных мантиях, а священнослужители были облачены в белое. Сверкающий кальмар превратился в черного кракена, выбрасывающего в округу, чернила, поглощающие весь город. Никос стоял, а люди продолжали идти мимо него. Сквозь него… А он всё стоял и стоял, словно на распутье дорог. Будто принимая важное решение. Такое важное, что от него могла зависеть судьба его народа. Да что там народа? Всего мира. Всей планеты… А люди
