Шрифт:
Закладка:
– Все ваши экзерсисы с порнографией и наркотиками очень занятны, – сказал Донн, – но в этом нет ничего опасного для де Валансьена. От студии в отеле он отбрехается, а красной смолы в Лутеции никто никогда не видел. Нам нужно что-то острое, если многозначность этого слова до вас доходит.
– Что может быть острее визиотрансляций с развратом?
Услышав это, Донн с четверть минуты смотрел на Каали Сенга выпученными глазами, а потом разразился таким хохотом, что из коридора, приоткрыв дверь, заглянул уже знакомый слуга с шляпой и пистолетом.
– Я считал вас неотесанным дикарем, – проговорил Донн, утирая выступившие слезы. – Но вы, оказывается, всего лишь чистая неиспорченная душа. Не ляпните такое в приличном обществе!
Он убрал платок в нагрудный карман и моментально посерьезнел.
– У вас достало упорства построить бизнесс, как модно говорить в Энгли, поразмыслите и над перчинкой, которой ему так не хватает.
– У меня есть секс в зад...
– Тише. – Донн вскинул руку. – Знаете что? Убейте кого-нибудь в эфире!
– Как убить?
– В самом буквальном смысле! Задушите, например, или зарежьте, да так, чтобы было понятно, что все взаправду! – Донн ударил кулаком в ладонь. – От такого отвертеться будет гораздо сложнее, если не невозможно в принципе.
Каали Сенг растерялся, и это не укрылось от эльветийца. Он двумя линиями расчертил свежий лист на четыре части и в каждой нарисовал по косому четырехугольнику.
– Это кровати.
На каждой кровати появилось по фигуристой девушке. Ручка так и мелькала в ловких пальцах Донна.
– Если визора посадить вот сюда, – крестик возле первой кровати, – то он сможет наклониться и продемонстрировать, что она не дышит. Даже ухо может приложить к груди или ущипнуть. Если же так, – крестик во втором окошке, – то можно показать всю кровать.
– Вы же понимаете, что это рискованный шаг. Если меня поймают, то...
Донн махнул рукой.
– Снимайте в любой клоаке Железного Города! Потом перетащите реквизит в отель и обстряпаете дельце. Решайтесь!
Он свернул исписанную бумагу в трубочку, сплющил, расправил и засунул за пояс.
– Пришлите мне приглашение на трансляцию, Каали Сенг. Докажите, что я не ошибся, и восторжествуйте над теми, кто унизил вас. А чтобы вам было проще, посоветую одну забавную книжку. "Романтикон", запомните. Есть в ней один стишок, по юному глупому делу писан племянником Филиппа де Валансьена. Там вам и сценарий, и мотив, и явственный такой намек на ПСР...
– Ну как? – спросила Йоналишарма, ожидавшая у ворот поместья.
Каали Сенг приложил ладонь к лицу, чтобы проверить, не горит ли оно возбуждением.
– Кого из актрис тебе не жаль терять?
Балаво пришел в ужас от одной задумки Донна, но его мнение Каали Сенг в расчет не принял. В его распоряжении имелся Далиравара, который с радостью взял на себя роль героя-любовника и палача. В основу безумного сюжета одержимый положил стихотворение из "Романтикона", в котором вернувшийся с войны солдат уличил жену в неверности и, разрубив ее тело на куски, разослал их любовникам. Красивого жеста мужа-рогоносца Каали Сенг повторять не стал, ограничившись убийством и расчленением. Снимал действо самый проверенный из визоров, но и ему одержимый не раскрыл главного секрета трансляции. Ошеломленный визор чуть не уволился сразу же после того, как Каали Сенг сообщил ему, что не знает, откуда взялся маньяк. Поверил ли визор в правдивость его слов, так и осталось загадкой.
Блез Донн назначил новую встречу прямо в ночь трансляции. Он выразил восхищение целеустремленностью Каали Сенга, благословил на скорейшее продолжение и посоветовал запустить руку в делишки других магнатов порнографического рынка.
– Что вы имеете в виду?
– Купите их, предложите деньги под той же легендой, которую проглотил, не подавившись, Балаво, – пояснил Донн. – Чем больше студий свяжут потом со свободными и равными, тем лучше для нас. А я поспособствую, чтобы полиция узнала... не только о похождениях вашего демона.
В его словах был резон, и Каали Сенг, поручив Йоналишарме разведать обстановку, начал собирать досье на всех значимых воротил подпольной эротики. Службу в ПСР в то время он практически забросил, появляясь лишь на тех заседаниях, где присутствовал лично де Валансьен. Никто из партийцев не возражал против такого поворота событий, тем более, что со времен дебоша в приемной от одержимого не поступало ни одного, даже самого абсурдного предложения на собраниях. Да что уж там, он не вставил ни единой реплики. Голосовал он исключительно за то, что было по душе де Валансьену, и тем самым не раздражал шефа и не привлекал к себе лишнего внимания.
А Йоналишарма приносила одно удивительное известие за другим. Во-первых, на нее каким-то образом вышли попавшие на трансляцию с убийством незнакомцы, которые не прочь были бы повторить опыт просмотра. Во-вторых, охочие до денег дельцы с удовольствием контактировали с названной представительницей влиятельной партии. И в качестве десерта Каали Сенг получил предложение от еще одного режиссера, вдохновившегося работами Балаво.
Каали Сенг смаковал триумф, сопоставимый с торговлей красной смолой, а то и превосходящий ее. Впервые он ощущал власть не только над собой и ракшасами, но и над десятками людей, занятых в его "бизнессе". Теперь месяцы не тянулись в томительном ожидании удара свыше, а летели один за другим, занятые встречами с коллегами-конкурентами, просмотром актеров, планированием и трансляцией новых убийств, каждое из которых становилось изощренней предыдущего, и подготовкой к Гран-Агора.
План Каали Сенга и Донна состоял в раскрытии студий в преддверии выборов. Дискредитированный де Валансьен вынужден был бы оправдываться и искать виновных вместо того, чтобы направить все силы на борьбу с Благословенным Союзом. Наблюдая, как Партия Справедливости год от года набирает мощь, Донн посмеивался: "За неделю до Гран-Агора, когда мы сдадим наших юношей и девушек, они поймут, насколько преувеличивали свои силы". Одержимый не сомневался, что, помимо него, в рукаве Донна скрывался еще не один козырь, но предвкушать месть было сладко, и он воображал, будто именно его потуги свалят де Валансьена с трона.
Все шло замечательно до тех пор, пока в Эльвецию не вернулся Амарикус. Каали Сенг помнил, что мысли его не составляли для колдуна тайны, поэтому всеми силами избегал встреч. На заседания он вновь