— Но я…

— Нет. — Я обрываю её и смотрю прямо в лицо. — Ты здесь закончила. Возвращайся домой.

Дверь позади нас распахивается, и входит Миранда, а за ней по пятам следует Майрон Тэлбот. Она хватает меня за руку и сжимает, что, как я могу только предположить, является чем-то вроде предупреждения. Не связывайся с девушкой, которая нравится Майрону, или он уничтожит тебя. Такое ощущение, что именно это она и пытается сказать.

Тем временем Эндрю зарывается в свою овсянку и держится от всего этого подальше. Разумный выбор. Хотела бы я сделать то же самое.

— Вы, ребята, можете присесть, — говорю я своим парням, и хотя Виндзор искоса смотрит на Майрона, как будто он вполне охотно встал бы между мной и ним, если бы понадобилось, он слушается меня. На этот раз.

Все пятеро парней садятся за высокий стол и устраиваются поудобнее. Крид поставил один ботинок на сам стол, что, знаете ли, можно было бы счесть дурными манерами, но я всё равно нахожу это милым. Я отрываю от них взгляд и смотрю на Лиззи Уолтон.

— Я пыталась сделать всё по-честному. Несмотря на то, что я была влюблена в Тристана Вандербильта с первого курса, несмотря на то, что я вытерпела от него столько дерьма. Я хотела предоставить ему привилегию сделать честный и непредвзятый выбор, но… ты не такая милая, какой притворяешься, правда ведь?

Она просто смотрит на меня своими янтарными глазами, её лицо удручённое, изрезанное осколками и острое, как битое стекло.

— Сказать по правде, я приехала сюда только из-за Тристана. Я имею в виду, ты мне нравилась, Марни, я хотела быть твоей подругой, но не думаю, что смогу. Не тогда, когда у тебя есть он. — Она указывает в сторону высокого стола, а затем вздыхает, протягивая руку, чтобы пригладить ладонями свои тёмные волосы. — Я могу уехать к пятнице…

Я обрываю её.

— Завтра, — говорю я, и мой голос смертельно серьёзен.

Лиззи замолкает, когда Майрон отталкивается от стены, чтобы подойти и встать рядом с ней, собственнически беря её за локоть.

— Я уйду с ней. Но я не оставлю своего лучшего друга незащищённым. Кроме того, я устал от того, что меня держат на поводке. Я знаю, у тебя есть особые маленькие правила, по которым ты должна жить, чтобы чувствовать себя лучше, и Тристан, возможно, найдёт их милыми, но, честно говоря, мне похуй. Поблагодаришь меня позже — я оставил тебе главную пчелиную матку и её сучку, чтобы ты их раздавила.

Майрон тащит Лиззи к двери, а затем останавливается, оглядываясь на нас.

У меня такое чувство, что я знаю, что он собирается сказать, ещё до того, как он это скажет.

— Не ходи за ней. Я серьёзен, как сердечный приступ. Иначе я тебя уничтожу.

— Я не буду, — обещаю я, и я это серьёзно говорю.

Мне не нужно идти за Лиззи.

У меня есть Тристан, единственное, чего она когда-либо хотела. Больше ничего нельзя сделать. Но, честно говоря, я бы предпочла никогда больше её не видеть.

Майрон выпроваживает её за дверь, и я задаюсь вопросом, будет ли он безжалостно преследовать её так же, как она преследовала Тристана, доведёт ли её до белого каления своим безумием. Мне неприятно это говорить, но… Я почти надеюсь на это? Это плохая карма?

— Я не хотела, чтобы ты ударила её или что-то в этом роде и получила по морде, — начинает Миранда, слишком усердно пытаясь объясниться. Я останавливаю её, целуя в щеку, хватаю за руку и тяну к высокому столу завтракать.

Мне требуется минутка, чтобы полностью осознать то, что только что сказал Майрон.

— Подождите. А где Эбигейл и Валентина?

Эбигейл и Валентина не возвращаются в академию после того дня.

У меня даже не хватает времени выяснить, что с ними случилось, прежде чем наступает День Святого Валентина. Парни, как обычно, дарят розы, но они также дарят мне ожерелье, которое, я уверена, неприлично дорогое. Я бы отказалась от него, если бы у него не было своей собственной истории.

— Оно называется «Глаз Идола», — говорит мне Крид, и я замечаю, что в центре круглого ожерелья находится драгоценный камень того же цвета, что и его глаза. Оно окружено маленькими прозрачными бриллиантами и висит на изящной цепочке. — Им владели президенты и принцы, и однажды он исчез более чем на триста лет.

— Чушь собачья, — шепчу я, но вы меня знаете, я любитель истории и чертовски заинтригована. — Он лжёт. — Я поднимаю глаза и вижу, что Зак качает головой.

— Не в этот раз. Бриллиант действительно настолько старый. В последний раз оно было на виду у общественности в восьмидесятых годах. После этого оно пропало. Если ты посмотришь на него в Интернете, то увидишь, что к этому ожерелью относятся как к неразрешимой тайне. Единственное же, что на самом деле произошло, так это то, что Клуб Бесконечности заполучил его.

— Как вы, ребята, его получили? — спрашиваю я, когда Виндзор берёт цепочку и расстёгивает её, осторожно надевая мне на шею и дразня мою кожу пальцами, когда застёгивает застёжку. Он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Мы выиграли его в споре, как же ещё? — затем он встаёт, а я тереблю драгоценный камень и перевожу взгляд с Зейда на Тристана. Прошли недели с того ужасного дня в его квартире, когда я нашла Лиззи в синем халате, и, клянусь, теперь, когда мы все открылись друг другу, в воздухе витает какой-то катализатор.

С каждым проходящим днём я хочу их все больше.

С каждый проходящим днём я знаю, что выбор только одного из них убьёт меня.

«Я ведь не смогу выбирать, да?» — думаю я, когда мы выходим на вечеринку в саду и устраиваемся в одном из альковов за живой изгородью. Зак и Зейд приносят нам всем прохладительные напитки, и мы остаёмся там на тёплом вечернем воздухе, пока не стемнеет и не зажгутся все факелы.

Тихая музыка доносится до нас со двора, и я экспериментирую с тем, каково это — целовать одного парня за другим, один поцелуй в губы в качестве подарка на День Святого Валентина. И когда я говорю «один поцелуй», я действительно имею в виду язык и всё остальное.

Честно говоря, это волнующе. Я чувствую себя жадной, желая их всех вот так. И всё же, в