прожили уже много жизней, теряясь и встречаясь вновь, просто как нежный любовный лепет после плотских утех. Но постепенно, день ото дня он проникался этим все больше. И зная, что Марция любит его по-настоящему, не хотел больше ожидать счастливых перемен. Он должен был лично позаботиться, чтобы все осуществилось. Поэтому Квинтиллиан и сам хотел предложить Эмилию Лету начать мятеж против Пертинакса, чтобы взять трофеи в свои руки. Разжалованный трибун преторианцев не мог стать мужем Марции Цейонии Деметрии, но сенатор, наместник провинции – мог. Ему противны были условности римского общества, согласно которым, только пройдя все ступени магистратуры, можно было достигнуть вершины. Квинтиллиан хвалил Коммода за рациональность в назначении преторов, в обход низших должностей. Он сам хотел сделать невиданный скачок, разорвать вековые устои. Если сын вольноотпущенника стал императором, значит, мир изменился и теперь его надо менять под себя.

Эмилий Лет зажег в Марке Квинтиллиане огонь невиданной силы. Он готов был в одиночку ратовать за признание Фалькона новым императором, в одиночку обежать дома всех сенаторов и каждого за руку приволочь в курию. Он готов был встать один против всех сингуляриев Пертинакса. Им двигала бешеная страсть к Марции, скрывающая под собой глубокую любовь.

Он пришел во дворец на Палатине, переодетый торговцем, прося рабов позвать жену смотрителя дворца, для которой он привез из далекой Парфии драгоценности удивительной красоты.

Марция, вышедшая к Квинтиллиану, холодно попросила показать ему, что он привез. Торговец вытащил заранее приготовленные дешевые серебряные серьги, перстни, которых и в Риме можно купить на каждом шагу.

– Это безделица! – властно сказала Марция, видя, что рабы смотрят за ней. – Зачем ты потревожил меня? Я покупаю только самое лучшее.

– Прости меня, госпожа, лучшие изделия – золотых слонов с аквамаринами вместо ушей, хвоста и хобота я оставил дома, побоявшись, что на многолюдных улицах великого города у меня их могут украсть.

– Что еще за слоны?

– Это большие серьги.

– Большие серьги любят женщины Востока.

– Я подумал, может быть, они и тебе понравятся, госпожа.

– Хорошо, я хочу посмотреть на них.

– Мне принести серьги сюда или вы окажете честь торговцу и посетите мой скромный дом?

– Где ты живешь?

– Рядом с Бычьим форумом, напротив Цирка.

– Жди меня позади дворца, торговец, у храма Аполлона, я скоро выйду.

Квинтиллиан пригладил накладную бороду и усы, ожидая, когда их уже можно будет сорвать, и стал смотреть на беломраморный храм Аполлона, ласкаемый лучами теплого мартовского солнца. Трибун с нетерпением ждал Марцию и не мог думать ни о чем, кроме нее. Но вдруг совершенно неожиданно в памяти всплыли факты, прочитанные им у римских историков. Ведь именно в храме Аполлона схватили заговорщика Элия Сеяна, бывшего префектом претория при Тиберии. Квинтиллиану стало не по себе. Никогда он не вспоминал это, даже неся службу на Палатине, а тут вдруг произошло какое-то наитие. Трое сенаторов в тогах с широкой красной каймой вышли из храма. Давно уже здесь не проходили заседания сената. Во всяком случае, при своей жизни Квинтиллиан такого не помнил. При Октавиане Августе и Тиберии отцы отечества регулярно здесь собирались. И Сеяну зачитали письмо, в котором император прямо обвинял своего префекта претория в заговоре, а потом его окружили преторы и трибуны, и он уже не смог никуда скрыться.

Квинтиллиан сплюнул. Надо же, как привязался этот Элий Сеян!

Почему-то его неумолимо потянуло зайти внутрь. И вот он уже на ступенях, перед монументальными дверьми из слоновой кости. На одной створке искусный мастер вырезал сложную сцену с поражением варваров галатов у святилища Аполлона в Дельфах, а на другой – гибель детей Ниобы от стрел Аполлона и Дианы. Боевые сцены успокоили Квинтиллиана, и он вошел внутрь глубокой целлы. Изящный Аполлон, Диана и их мать Латона – творения лучших греческих скульпторов – встретили трибуна в окружении других работ Скопаса, Кефисодота, Тимофея. Квинтиллиан застыл перед богом света, наук и искусства, глядя ему под ноги. Под основанием статуи в золотом ларце хранились Сивиллины книги, перенесенные сюда из храма Юпитера Капитолийского.

Квинтиллиан подумал, есть ли что-то в этих пророчествах о том, что должно совершиться послезавтра? Было ли там написано о заговоре Сеяна? И, словно неодолимой силой, трибуна понесло вон из храма. Ему казалось, что тень мертвого заговорщика внезапно выглянула из-за бедра Дианы и смотрит на него черными провалами глаз.

Квинтиллиан отогнал от себя наваждение, представив обнаженную Марцию в своих объятиях. Нет, тени неудачников не властны над ним!

Он прошелся мимо портика храма, где среди желтых колонн из нумидийских каменоломен стояли статуи пятидесяти Данаид из черного и красного мрамора. Их установили здесь при Октавиане Августе. Квинтиллиан усмехнулся. Да, и Элий Сеян их тоже видел, когда в последний раз в своей жизни заходил в храм. Интересно, когда-нибудь, в будущей жизни, как считает Марция, они встретятся у этих Данаид? Будут ли все еще стоять здесь пятьдесят каменных сестер и молча внимать, как двоим не хватает жизни для неутолимой жажды друг друга?

Наконец появилась Марция в красивой тунике, окруженная шлейфом духов. Позади нее, словно гора, возвышалась фигура атлета Нарцисса.

Марция подошла близко и тихо сказала:

– Скорее всего, за нами сейчас наблюдают, Марк. Эклект пронюхал, что у меня есть любовник, но, что это ты, он пока не знает. Иди немного впереди, а я с Нарциссом за тобой.

Квинтиллиан так и поступил. Они начали спускаться по лестнице с Палатина вниз, к Большому цирку.

– Каким чудом оказался с тобой Нарцисс? – спросил преторианец, и Марция почувствовала в его словах нотки ревности.

– Я больше не могу уходить из дворца одна или со своей верной рабыней. Эклект всюду разослал своих рабов – они следят за мной. Нарцисса я попросила снять комнату неподалеку от Палатина, чтобы он был всегда под рукой. Почему-то к нему Эклект не ревнует, в отличие от тебя.

– Не беспокойся, господин, я здесь из-за денег! – сказал атлет. – Госпожа Марция хорошо платит, чтобы я ее охранял. Я бы в будущем хотел открыть собственную школу борцов и гладиаторов.

– Зря ты заявился как торговец драгоценностями, – продолжала Марция. – Я еле удержала Эклекта, чтобы он не пошел вместе со мной. У него просто жажда купить себе какую-нибудь новую интересную дорогую вещь! Он хотел отправить с десяток рабов, чтобы со мной ничего не случилось, но я ответила, что возьму с собой только Нарцисса, потому как только ему доверяю.

– Как же скупердяй Пертинакс допускает роскошества Эклекта? – удивился Квинтиллиан.

– Эклект теперь молчит о покупках и тихонько обкрадывает императора, да