Шрифт:
Закладка:
Мама: И на что это было похоже?
Мама сосредоточена на чувствах дочери. До фактов она доберется позднее.
Эвелин: Я почувствовала себя еще хуже. Мне вдруг стало очень жарко. Просто кивнула, а потом мне стало стыдно за то, что кивнула, ведь я как будто согласилась с ними. Я совершенно растерялась. Ну, еще чувствовала смущение, беспокойство и стыд.
Мама: Почему стыд?
Эвелин: Мне стало стыдно, что я молчу. Стыдно за дедушку: что я не поправила факты, искаженные студентами, о создании Израиля и о Холокосте. Стыдно, что я раньше не знала, что люди говорят такое всерьез. И еще растерялась, потому что подумала: а вдруг в Израиле произошли какие-то события, о которых я просто не знаю, ну, как то, что Гитлер сделал с евреями? И знаю, что это глупый вопрос, но почему они сказали, что евреи контролируют СМИ и финансовую индустрию?
Пока мама сосредоточена на чувствах дочери и не спрашивает о деталях случившегося в приемной комиссии, у ее девочки есть время поразмыслить и покопаться в своих чувствах. Эвелин – вдумчивая и красноречивая семнадцатилетняя девушка, поэтому она выделяет среди своих чувств многие, в том числе, к своему удивлению, стыд. В этом трудно признаваться, но то, что мама слушает без осуждения, помогает ей быть открытой и честной.
Мама: Я впечатлена тем, что ты смогла отстраниться от своих чувств и задать такие хорошие вопросы. На самом деле я не знаю многих ответов, но, когда я была в колледже, я была жертвой антисемитизма. Однажды на занятии по древней истории разгорелась целая дискуссия об отношении евреев к Иисусу. Профессор ничего не сказал студентам, которые говорили, что евреи убили Иисуса. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что это неправда, и какое-то время я испытывала чувство вины! В другой раз я была на вечеринке студенческого братства в общежитии, и двое пьяных парней бросили монеты на пол и сказали: «Ты не собираешься подобрать их, еврейка?» Я была так потрясена, что даже не знала, куда себя деть. Я просто сбежала и обходила это общежитие стороной до самого выпускного.
Мама хвалит способность Эвелин контролировать свои чувства и делится своим собственным опытом, о котором прежде не говорила.
Эвелин: Ничего себе. Я понятия не имела, что с тобой это происходило. Ты злилась?
Мама: Наверное, мне тогда стоило разрешать себе чаще злиться. В то время я в основном чувствовала тревогу и вину, как будто я сделала что-то плохое, потому что еврейка. Это одна из причин, почему я так рада, что мы можем сейчас поговорить об этом.
Делясь собственной историей о травле, мама не только признает чувства Эвелин, но и вовлекает ее в важную беседу о трудных и часто возникающих у нас противоречивых чувствах, включая сожаление о случаях, когда мы обесцениванием себя под гнетом окружения.
Эвелин: А как насчет моего вопроса о евреях в СМИ?
Мама: Ну, знаешь, между прочим, глупых вопросов не бывает. Многие евреи работают в прессе или сфере финансов. Также очень много евреев можно найти в сферах медицины, юриспруденции и политики. Это факты. Но когда люди говорят, что евреи контролируют средства массовой информации и финансы, – это не что иное, как конспирологическая теория, еще один оскорбительный предрассудок в копилку к тем, что люди и так постоянно слышат о евреях. Эти предрассудки существуют, по крайней мере, со времен Средневековья, когда христианам было запрещено одалживать деньги взаймы, а евреям – нет. Еще бы, некоторые евреи хорошо разбирались в финансах. Но другие евреи жили в крайней нищете и к тому же повсюду подвергались гонениям, поэтому называть нас богатыми и жадными – это антисемитское предубеждение, как в тех карикатурах нацистской эпохи, где евреи с большими носами держат денежные мешки. Я была шокирована, когда вновь увидела их сегодня в этом колледже.
Эвелин: Значит, ты хочешь сказать, что в этом нет ничего нового?
Мама помогает дочери поместить ее опыт в более широкий контекст, принимая и признавая, к сожалению, то, с чем она столкнулась во время визита в колледж.
Мама: Верно, милая. Но это не делает ситуацию лучше или легче. Однако важно твердо знать, кто ты есть, во что веришь, за что ты будешь бороться и как ты будешь это делать, потому что это поможет тебе чувствовать себя сильнее и увереннее. Есть люди, которые распространяют отвратительные стереотипы о евреях, а также о других меньшинствах. Одни люди боятся или ненавидят евреев, а другие просто невежественны. Самое трудное – понять, что ты чувствуешь по этому поводу и что хочешь с этим сделать.
Мама возвращает внимание Эвелин к ее чувствам и связывает предубеждения других с их чувствами.
Вы можете выбрать похожий подход или избрать другой, основываясь на своих ценностях (которые мы обсуждали в упражнении на странице 71). Но, как бы вы ни решили их представить, в этой беседе ваш ребенок научится обрабатывать свой опыт через набор ценностей и убеждений, которые передали ему вы.
Эвелин: Так что же мне теперь делать? У меня столько разных чувств по этому поводу. Я правда очень хотела попасть в этот колледж. Но хочу поступить в учебное заведение, где мне будут рады.
Мама: Похоже, ты действительно много об этом думаешь – и это здорово. Ты знаешь, мы с папой не можем принимать за тебя такие решения. Я горжусь тем, что ты принимаешь во внимание все факторы, обдумывая свое решение. Думаю, из сегодняшнего утра ты уяснила для себя кое-что важное: колледж представляет тебе разные, порой даже оскорбительные точки зрения.
Мама дает понять, что только Эвелин может решать, как этот инцидент повлияет на ее выбор колледжа, а они с папой поддержат любое ее решение. Некоторые родители могут иметь более твердую позицию о том, в каком направлении должен двигаться их ребенок. В таком случае эта часть разговора может немного отличаться.
Эвелин: Так что же мне делать?
Мама: Ну, это зависит от многих факторов. Я рассказала тебе, с чем мне пришлось столкнуться во время учебы в колледже. Я фактически сбежала с той вечеринки братства и никогда не привлекала этих парней к ответственности за их нетерпимость. Но некоторые
