– Идите, – сказала мать, но Нина видела, что та почти улыбается, и этот намек на улыбку отозвался радостью в ее душе.

– Пойдем, сестрица, – сказала она, обнимая Мередит за талию.

Они вышли из каюты матери и вернулись в свою.

Их каюта, хоть длинная и узкая, казалась на удивление просторной. Диван можно было использовать как дополнительное спальное место, тут же были журнальный столик, телевизор и две кровати. За раздвижными дверями – собственный балкон. Нина включила телевизор, и на экране появилась картинка – положение их судна на морской карте. В водах Британской Колумбии не работали ни телефон, ни интернет, ни телевидение. Нужно брать фильмы напрокат в корабельной медиатеке, если хочется что-то посмотреть.

– Чур, я первая в душ, – сказала Мередит, как только они вошли. Нина не удержалась от смеха: эта фраза будто перенесла ее в детство.

Пап, Мередит сидит на моей стороне, скажи ей, пусть подвинется.

А Нина нарочно сломала моих роботов!

Не ссорьтесь, а то машину остановлю.

Вспомнив эту сцену, Нина снова рассмеялась. Когда Мередит, сияя чистотой, переоделась в розовую фланелевую пижаму, Нина тоже приняла душ и подготовилась ко сну. Впервые за много лет они с сестрой будут спать на соседних кроватях.

– Ты улыбаешься, – заметила Мередит.

– Вспомнила наши поездки на машине.

– «Не ссорьтесь, а то машину остановлю», – изобразила Мередит, и они рассмеялись. На один волшебный миг время будто откатилось назад, и они снова были детьми, которые ехали в ярко-красном «кадиллаке» с откидным верхом, под песню Джона Денвера о высоких скалистых горах Колорадо[20], и сражались за пару дюймов на заднем сиденье.

– Мама ни разу не вмешивалась, – сказала Мередит, и ее улыбка увяла.

– Почему она всегда сидела так тихо?

– Раньше я думала, что ей было на нас наплевать, но теперь уже не уверена. Папа был прав: ее рассказ действительно все изменил.

Нина кивнула и спросила после паузы:

– Та фотография, как думаешь, это Аня и Лева?

– Скорее всего.

Нина повернулась к сестре. Вопрос, который нависал над ними весь вечер, больше нельзя было игнорировать.

– Если мама действительно Вера, – проговорила она, – то что же случилось с ее детьми?

Хотя Нина исколесила весь мир, ей мало где попадались столь же потрясающие пейзажи, как здесь, во Внутреннем Проходе. Вода была глубокого, таинственного синего цвета, и то здесь то там высились острова – поросшие лесом крутые холмы, такие же нетронутые, как двести лет назад. Виднелись горы со снежными шапками.

Нина ранним утром вышла на палубу и в награду получила волшебные кадры восхода над океаном. Она успела заснять, как у носа корабля из воды выпрыгивает косатка – крупная, с черно-белой окраской, она резко выделялась на фоне рассветного неба бронзового оттенка.

Только в половине восьмого Нина перестала снимать. К этому времени она уже стучала зубами, а руки окоченели так сильно, что было трудно держать камеру ровно.

– Хотите горячего шоколада, мэм?

Нина оторвалась от великолепного пейзажа и увидела перед собой молодую розовощекую официантку, которая держала в руках поднос с чашками и термос, полный горячего шоколада. Предложение звучало так соблазнительно, что даже на обращение «мэм» Нина решила не обижаться.

– Было бы отлично, спасибо.

Официантка улыбнулась:

– Если нужно, на лежаках и шезлонгах есть пледы.

– Здесь когда-нибудь бывает тепло? – спросила Нина, обхватив горячую чашку замерзшими пальцами.

– Разве что в августе. – Сказав это, девушка снова улыбнулась. – На Аляске, конечно, красиво, но климат здесь не очень дружелюбный.

Нина поблагодарила ее и направилась к деревянным лежакам. Она стянула с одного из них толстый шерстяной плед, накинула на плечи и, вернувшись к борту, снова стала смотреть на сверкающую синюю воду. Рядом с кораблем, синхронно выпрыгивая из воды, проплыла тройка дельфинов.

– Это к удаче, – сказала Мередит, подходя к сестре сзади.

Нина приподняла руку, и Мередит нырнула к ней под плед.

– Ну и холод.

– Зато как красиво.

Вдали, на холмистом берегу зеленого островка, показался одинокий маяк.

– Ты всю ночь проворочалась, – сказала Мередит, протягивая руку к Нининой чашке.

– Откуда ты знаешь?

– Я давно уже толком не сплю. Очередной приз за развалившийся брак: вечно чувствую себя обессиленной, а спать не могу. А с тобой что?

– Через три дня мы прибудем в Джуно.

– И?

– Я разыскала его.

Мередит повернулась к ней, плед выскользнул из Нининых рук и сполз с их плеч.

– Кого?

– Того профессора русистики, Василия Адамовича. Он как раз живет в Джуно, в доме престарелых на Франклин-стрит. Я попросила своего редактора его выследить.

– Так вот зачем мы поехали в круиз. И почему я раньше не догадалась! Ты уже с ним связалась?

– Нет.

Мередит прикусила губу и уставилась на океан.

– И что ты планируешь делать? Просто заявиться к нему на порог?

– Так далеко я еще не загадывала. Знаю-знаю, все как всегда. Но я слишком вошла в азарт, когда его отыскала. Я не сомневаюсь, что он поможет нам все прояснить.

– Его письмо было адресовано ей, а не нам. Не думаю, что стоит маме об этом рассказывать. Она слишком… ранимая. Папа был прав.

– Знаю. Как раз поэтому мне не спалось. Нельзя признаться, что мы пытались раскопать информацию о ее жизни, нельзя ни с того ни с сего заявиться к профессору, а после всех моих слов о том, как важно быть вместе, нельзя даже улизнуть от нее на денек. Если мы и улизнем, то нет гарантий, что он захочет с нами общаться. Приглашал-то он маму.

– Да уж, понятно, почему тебе не до сна. Тем более если вспомнить об остальном.

– О чем?

– О твоем характере, Нина. Ты просто не можешь не встретиться с ним.

– Именно. Так что будем делать?

– Поедем к профессору, – раздалось у них за спиной.

Услышав мамин голос, Нина ошеломленно обернулась. От неожиданности она вздрогнула, и горячий шоколад выплеснулся на палубу.

– Мама, – пробормотала Мередит.

– Ты все слышала? – спросила Нина, слизывая с пальцев сладкие капли. Она знала: несмотря на то что ее сейчас трясет, выглядит она совершенно спокойной – этот навык, в числе многих других, Нина получила, работая в горячих точках, – но голос все-таки ее выдал. Они с мамой только недавно начали ладить, и если сейчас она все испортит, то никогда себе не простит.

– Я успела услышать достаточно, – сказала мать. – Это тот профессор с Аляски, верно? Тот, который много лет назад написал мне письмо?

Нина кивнула. Она подошла к маме и бережно накинула