– Поругались, – сказала Мотя, как только я переступила порог.

Не спит, а ведь уже ночь почти. Будто знала, что я приеду. На лице у меня всё написано. Никогда толком не умела скрывать эмоции.

– Даже чаем никто не напоит? – улыбнулась невесело. Размышления высосали из меня остатки сил. Всё остальное осталось там, в полутёмной квартире, где остался Нейман.

– С чаем проблемы, – покачала головой Мотя и улыбнулась. – Как ушла Лия, так всё наперекосяк. А эта, что вместо неё, готовить толком не умеет. Вроде всё и нормально, а души в еде нет. Измучилась её воспитывать. Надо сказать Стефану, пусть поищет что-нибудь поприличнее. Или нормального повара наймёт. Из этих. Элитных. Хотя лучше не надо. Будет всякое непотребство готовить.

Она ворчала, заговаривала мне зубы. А я, пройдя на кухню, села на стул и уставилась в пространство.

Даже чаю не хотелось. Ну его. Наверное. Но Мотя уже хлопотала, доставала чай и какие-то травы, бормотала под нос, что нужно согреться и успокоиться, есть ромашка и мята и что-то там ещё.

Её голос успокаивал лучше всякого чая. Я отходила. Будто обморозилась, а теперь, попав в тепло, чувствовала, как болит то ли душа, то ли сердце. А может, всё вместе. Дыхание Неймана такое… то ничего не чувствуешь, то слишком много и почему-то всегда болезненно.

– У нас есть ёлка? – перебила я Мотины причитания. – То есть даже не так. Мы же можем купить ёлку? Настоящую, пахнущую смолой? Игрушки в интернете закажем. Устроим праздник. Нарядим дом.

У Моти лицо разглаживается. Она смотрит на меня с любовью, и я излечиваюсь от её взгляда. Зарастают внутри трещинки. О пропасти, что давно живёт во мне и бродит, перемещаясь, стараюсь не думать. Не сейчас, когда и так всё зыбко. Мне нельзя проваливаться.

– Конечно, девочка моя, всё сделаем. У нас будет самый чудесный Новый год. А некоторые пусть локти кусают. Если выдержит, конечно.

– Он не приедет, – говорю я отстранённо. – Может, так и лучше. Для всех.

Мотя не знает. А я умалчиваю. Да какая, в сущности, разница? Одно маленькое незаметное событие ничего не значит. Я много лет не позволяла себе радоваться. Года летели, я жила одним днём и ненавистью. А то, что было в прошлом, уже не вернёшь.

Есть только воспоминания. И, наверное, нужно их очистить, оставить главное: тепло, любовь. Добрые глаза и руки бабушки Поли. Улыбку Влада – ту самую, прекрасную, когда он ещё не был похож на раненое больное животное.

Все мы рано или поздно начинаем понимать: в жизни не всё так просто. Не всё только белое или чёрное. Есть оттенки, другие цвета. Их нужно принимать и учиться видеть. Не жить одной идеей, не зацикливаться на единственном желании.

Мир велик. Нужно принимать его, как есть.

Быть собой. Это не роскошь.

Не хранить страшные тайны. Они выжигают дотла.

Не становиться слишком рано взрослым. Любопытный ребёнок должен жить в каждом из нас. Когда ты перестаёшь удивляться, жизнь стремительно летит под откос и теряет свой вкус.

Я вдруг поняла, что хочу познать ещё много-много всего. Учиться. Мечтать. Жить. Отпустить обиды. И то, что долгие годы не давало мне покоя – тоже.

Желания, говорят, исполняются, если их проживают всем сердцем. В тот вечер я хотела этого больше всего и верила: придёт день, когда я смогу обновиться, стать кем-то, а не придорожной травой, что растёт сама по себе и боится даже собственной тени.

Все последующие дни мы с Мотей развернули бурную деятельность.

Я без зазрения совести опустошала неймановскую карточку, которую он выделил для меня.

Если он давал деньги на платья и дорогие косметические салоны, то спокойно переживёт, если я потрачу их на маленькие радости, мишуру, ёлочные украшения и подарки.

Нейману я ничего заказывать не стала. Это было моё твёрдое решение. Не потому что хотела сделать назло или чем-то его уязвить, нет. Это была попытка отстраниться от жизни с ним, насколько это вообще возможно.

Если я закажу ему подарок, я буду его ждать и расстроюсь, если он не приедет. А так… я не жду. Мне хорошо и спокойно здесь.

Я убеждала себя в этом, но нет-нет да поглядывала на телефон. Телефон молчал. Но это предсказуемо. Поэтому нельзя сказать, что я расстроилась.

Если быть точной, телефон звонил, приходили смс. Я знала, кто пытается ко мне прорваться. Больше некому. Поэтому без зазрения совести отправляла незнакомые номера в чёрный список. Пусть Индиго идёт подальше.

Может, я бы полюбопытствовала, чего он добивается, но точно знала: всё, что он захочет сказать, явно нетелефонный разговор. И давать повод для лишних подозрений, особенно сейчас, когда я буквально вишу на волоске, мне не хотелось.

Внутренним чутьём и по количеству охраны, которой не становилось меньше, я понимала: Нейман меня не отпустит. Я для чего-то ещё нужна ему. А раз убежать не удастся, зачем зря трепать себе нервы?

Да и не хотела я никуда уходить. Не сейчас. Я мечтала отметить Новый год в семье. В той, которая у меня есть на данный момент. Иногда приятно довольствоваться малым.

Мы нарядили две ёлки. Одну – под потолок – в большой комнате на первом этаже. Всё, как я и мечтала: пушистая сосна, что пахла хвоей и смолой. Там даже шишки настоящие имелись. Восторг!

Игрушки часть купили, часть Мотя извлекла из каких-то непонятных мне недр, а немного принесла новая кухарка, смешливая пышечка Аня.

– Вот, у меня в наследство достались! – торжественно внесла она коробку. – Рука не поднялась выкинуть. Как чувствовала: пригодятся. Мне будет приятно, если они найдут место на такой красивой ёлке.

Место нашлось. Потому что мы наряжали ещё ель на улице. Я даже не замечала. Их, оказывается, несколько высажено.

– Настоящие голубые ели! – улыбалась Мотя. – Ну, чуток не выросли, но когда это нас останавливало?

Никогда. Она права. Мы выбрали ту, что ютилась справа возле входа. Немного грустненькая и хиленькая. Может, поэтому мы на ней и остановились.

– Вот, принарядится, взбодрится, да как пойдёт в рост! – тараторила Аня. – Вы не думайте, вроде бы стоит себе палка с корнями, а ведь чувствует всё!

Мы не думали. Нам всё нравилось. Чертяка крутился под ногами, обтирал хвостом и наши ноги, и всё, до чего дотягивался. Он растолстел, чёрная шкура лоснилась, усы топорщились – писаный красавец! А главное – любит меня. Это очень важный момент, который грел сердце, что никак не хотело оттаивать.

Аня оказалась очень проворной и деятельной. Она помогала нам дом украшать. Не сговариваясь, мы остановились на первом этаже. На второй по молчаливому согласию и не заходили.