Шрифт:
Закладка:
– Как думаешь, папе нравится его новая работа?
– Что значит «нравится»? Работа есть работа. – Мама качает головой. – А твой папа, похоже, навсегда останется поваром. Говорят, что самое страшное для мужчины – выбрать не ту работу, а для женщины – выбрать не того мужчину.
Я морщу нос.
– Теперь это не так.
– По-прежнему так. Выйдешь за неподходящего мужчину – всю жизнь будешь страдать.
– Но женщины теперь тоже могут делать карьеру. Им необязательно зависеть от мужчин.
– Ну, конечно, женщине надо работать или хотя бы подрабатывать. Что я тебе всегда повторяю? Если ты зарабатываешь деньги, то имеешь право на свое мнение в семье. Если зависишь от денег мужа, когда-нибудь он тебе это предъявит.
Я решаю не упоминать, что женщина может вообще не выходить замуж, иначе нарвусь на дополнительную лекцию.
– Я просто хочу сказать, что сейчас женщина может зарабатывать даже больше мужчины.
– Это вряд ли.
– Но возможно.
– Такая женщина должна быть очень смелой и хитрой. А это непросто.
– Может, я попробую.
– Нет.
Такой реакции я не ожидала.
– А почему «нет»? Ты всегда говоришь, что я такая умная.
– Дело не в уме. – Мама выливает немного растительного масла в вок. – Ты женщина, поэтому лучше выбрать не слишком сложную работу. Ты сама узнаешь, что растить детей и вести хозяйство – и так тяжелый труд. Делать и то, и то – это перебор.
– А может, я буду приносить в семью деньги, а муж будет вести хозяйство.
– Нет, женщина от природы заботливее. Посмотри на своего папу. Он мужчина, так что его задача – зарабатывать деньги и обеспечивать вас. Он вас любит, но забочусь о вас я.
Я вспоминаю, что она высказала во время ссоры с папой: «Почему в нашей семье все приходится делать мне?»
– Я думаю, что так не должно быть, – говорю я.
– Но так есть. Ты сама говорила, что за одну и ту же работу женщинам платят меньше, чем мужчинам, так? Тогда логичнее, чтобы муж зарабатывал больше денег.
Я удивляюсь, что она хоть иногда меня слушает.
– Да, но еще я говорила, что хочу это изменить.
– На это может уйти очень много времени, Элайза. – Мама выглядит усталой. – Быть человеком и так непросто. Не усложняй себе жизнь.
Она поднимает руку и включает вытяжку, а потом скользящим движением отправляет в вок нарезанный чеснок, и наш разговор растворяется в шкворчании.
Я иду в гостиную, где Ким занимается за своим столом, и устраиваюсь на диване, уложив руку на подлокотник.
– Как ты думаешь, мама феминистка?
Карандаш Ким зависает над задачником.
– Э-э, нет.
– Странно, иногда кажется, что она феминистка, а иногда – что нет.
– По-моему, у людей так чаще всего и бывает.
Наверное, все же Ким лучше понимает жизнь, чем я.
– Как ты думаешь, кем бы она стала, если бы не родила нас?
– И если бы не было всей этой истории с иммиграцией?
– Ага.
– Не знаю. Как-то раз она обмолвилась, что хотела стать инженером-электриком.
Я об этом и не подозревала. Из ее рассказов мне всегда казалось, что в детстве у мамы вообще не было никаких интересов и она стремилась только получать хорошие отметки, «ведь это самое главное».
– Интересно, она жалеет? – Я кладу подбородок на ладони. – Что так и не выучилась?
– Наверное.
Ким протирает глаза, не снимая очков, и теперь они сидят на носу криво. Она надевает их только вечером, хотя, если бы она носила очки каждый день, то выглядела бы в них очень даже круто.
Я кошусь на маму. Она жарит шпинат на раскаленном масле, постоянно помешивая и время от времени покачивая вок, чтобы хорошенько встряхнуть зелень.
– Иногда я думаю, может, мне стоит выучиться на инженера, – говорит Ким. – Ну ты понимаешь, потому что у нее не было такой возможности.
– Ты и сейчас можешь перевестись, если захочешь.
Она возвращается к разложенным на столе конспектам.
– Нет, у меня для такого мозгов не хватит.
Сестра утверждает это без всякой горечи, как будто констатируя истину, и я таращусь на нее. Каково это – вот так запросто поставить на себе крест? С чего она вообще это взяла?
Хотя я знаю. Я и прежде слышала то же самое миллион раз: так говорила и сама Ким, и мама, и все наши знакомые. И я в том числе. Ким в семье красивая, а я умная.
Тут я осознаю, что в последнее время сестра занимается гораздо прилежнее обычного. На ее столе стопка учебников, в том числе по химии и алгебре. Неужели учиться на инженера ей было бы намного сложнее, чем она учится сейчас? Если бы она просто приложила усилия?
– Да ты что, конечно, хватит!
Ким склоняет голову набок.
– У тебя все складывается с тем парнем или как? – поддразнивает меня она.
Я краснею. Сестра даже не представляет, насколько сильно ошибается.
– Я серьезно, Ким.
Она отделяет прядку волос и разглаживает кончики.
– На самом деле это для меня не так важно, Элайза, – признается она. – Мне достаточно и биологии. Я просто хочу поступить в фармацевтический.
– Но ведь стать инженером-электриком было бы куда круче, особенно при том, что в этой сфере женщин особенно мало. Если тебе это интересно…
– Да не особо, – перебивает меня Ким, но мягко.
– Идите есть! – зовет мама, лопаткой выкладывая шпинат из вока на металлическое блюдо.
– Я не такая, как ты, – говорит сестра, пока я иду за ней на кухню. – Мне не нужно, чтобы все мои поступки имели глобальное значение.
Она выдвигает ящик и достает три пары китайских палочек.
«Но что было бы, если бы ты этого захотела?» – думаю я.
38
На следующий день во время обеда Серена отправляет мне сообщение, снова приглашая сесть с ней за один столик, но я отклоняю ее предложение. Хотя я высоко ценю покровительство Хванбо, но, пожалуй, сейчас самым мудрым для меня решением будет какое-то время не отсвечивать. Так что я отправляюсь пообедать в укромное местечко позади студии живописи. Там тихо, и самое приятное – никто не увидит меня здесь, пока я буду в одиночестве сидеть на асфальте и разворачивать свой сэндвич.
Я заглядываю между слоями хлеба и вздыхаю. Как обычно, слишком толстый кусок индейки.
Дверь студии открывается, и я инстинктивно пригибаюсь, хотя я и так достаточно хорошо скрыта, ведь сижу за углом пристройки.
– Я слышал, что она ему отсосала на
