***

Когда истерика плавной волной отходит с берега, обхватываю Давида за талию и обнимаю так сильно, что, кажется, слышу его сердцебиение в грудной клетке.

Наверное, в какой-то момент мне становится мало одних только объятий. Я хочу его видеть, слышать, трогать, целовать, чувствовать… Я хочу с нимвсёнесмотря на то, что до сих пор недоумеваю, почему он не сказал мне о собственной инсценировке смерти чуточку раньше? Я же чуть не умерла без него, чуть не свихнулась в одиночестве…

Давид отстраняется и смотрит в глаза. Опускает ладонь на моё лицо, поглаживает бугристые шрамы кончиками пальцев.

- Такая же красивая, как и раньше.

Отрицательно мотаю головой, потому что за эти адовые месяцы мучений я здорово изменилась не только внутренне, но и внешне. Я похоронила себя как женщину, думала, что никогда не захочу быть для кого-то красивой. Нужно было убрать лазером шрамы, да только времени и желания для этого не было. Давид появился в моей жизни совершенно неожиданно, когда я сдалась и в полной мере ощутила себя скорбящей вдовой.

- Не красивая я, - тихо всхлипываю.

- Чушь говоришь. Конечно, красивая, - Давид склоняет надо мной голову, задевает губами мои губы и впивается в них так неожиданно, что я не успеваю вдохнуть.

Резко подхватывает меня за талию и сажает на стол. Его глаза темные от вожделения, дыхание глубокое и шумное. Он возбуждён, но я не меньше. Сейчас наша близость — это необходимость после долгих дней разлуки.

– Самая красивая на свете.

Юсупов упирается бёдрами между моих разведенных ног, вдавливаясь своей внушительной твёрдостью. Целует губы, ключицы, шею, ласкает кожу языком и попутно снимает с меня футболку. Движения нетерпеливые и быстрые. Давид опрокидывает меня спиной на стол, стягивает к щиколоткам чёрные брюки. В этот момент, мне кажется, я перестаю дышать. Напрягаюсь всем телом, ёрзаю на месте, пока муж расстёгивает ширинку и резко входит в меня, выбивая из груди громкий вскрик.

Розовая люстра с тканевыми плафонами плывёт перед глазами. С трудом различая происходящее ощущаю только, как теплые ладони шарят по телу, трогают грудь, сдавливают соски. Изголодало, жадно, уверено.

У меня осталось так много вопросов к мужу, но в этот самый момент они становятся совершенно неважными и ненужными... Не сейчас, когда-нибудь позже, когда мы утолим обоюдный голод, получим долгожданную развязку и наконец осознаем, что всё позади и мы больше не в России… Здесь нам не грозит опасность, нас не преследуют бандиты, а меня больше никто не выкрадет. Я прилетела на Кипр под чужими документами, так приказал Руслан. Думаю, что Давид оказался здесь точно при таких же обстоятельствах.

Муж поддается вперёд, нависает надо мной сверху, перекрывая яркий свет люстры и хватая ртом мои губы. Наш поцелуй больше похож на схватку одичалых зверей: такой же дерзкий, дикий и ненасытный. Давид прикусывает мои губы, накрывает ладонью шею, поглаживает, надавливает. Я знаю, что ему нравится так делать.

Интересно, получится ли у нас когда-нибудь насытиться друг другом? Как долго продлится наше воссоединение? Муж захочет вернуться на родину? Вопросы путаются, потому что Давид крепко сжимает мои бёдра пальцами и начинает вбиваться на полную мощность. Всхлипнув, выгибаю спину и поддаюсь ему навстречу.

Когда всё заканчивается, Давид осторожно ставит меня на ноги и вытирает внутреннюю сторону бедра салфетками. Слёзы начинают катиться из глаз уже непроизвольно. Я точно не сошла с ума? А вдруг я уснула и присутствие мужа приснилось мне? Для достоверности пощипываю руку. Он здесь, рядом. Помогает мне одеться, замечает, что я плачу после сокрушительного оргазма.

- Мне жаль, что так вышло, - слегка качает головой Давид и вновь притягивает к себе.

Поглаживает по спине, волосам, осыпает моё солёное лицо поцелуями.

- Расскажи мне, где ты был всё это время? Расскажи всё с самого начала, Давид.

Он тяжело вздыхает и, не прекращая гладить, начинает говорить:

- Я задумался об инсценировке, когда стал чётко понимать, что хочу быть с тобой и не хочу, чтобы ты больше плакала. Точных дат и сценария не было, но мы обговаривали это с Русланом в близжайшем будущем, только получилось всё иначе. В какой-то момент я оглянулся вокруг и понял, что со всех сторон облава: до полной неконтролируемой власти в городе пытался допрыгнуть Орлов, к тому же правоохранительные органы стали проявлять интерес к моей персоне.

Давид хлопает руками по карманам, достает оттуда пачку сигарет и зажигалку.

- Поедем отсюда?

- Да, - будто пробуждаюсь. – Сейчас только кофейню закрою.

На улице темно и нет прохожих. Мы направляемся на парковку, где стоит один-единственный чёрный автомобиль, который принадлежит Давиду. Так странно, что вокруг не толпится охрана и к нам больше нет повышенного внимания.

Оказавшись в салоне пахнущим кожей, откидываюсь на спинку кресла. Давид заводит двигатель, подкуривает сигарету. Отвести от него взгляд не могу: всё боюсь, что упущу что-то важное.

- Кто-то слил информацию о том, что я причастен к убийству Цуканова, - произносит Давид. - Помнишь тот ангар, где мы были?

- Помню.

Такое невозможно забыть. Эти моменты остро врезаются в память и преследуют долгое-долгое время. Искалеченное тело человека, который не гнушался и истязал слабых женщин.

- Туда приезжала полиция, - продолжает муж. – Они, конечно же, ничего не нашли, но обшарили все склады.

Давид делает глубокую затяжку, едет по пустынным дорогам города. Страшные картинки одна за другой всплывают перед глазами. Точно так же мы ехали по улицам Краснодара, где на наш автомобиль напали.

- Во время переговоров с твоим братом я всё чётче понимал, что этот круговорот жести будет преследовать нас двадцать четыре часа в сутки. Я от этого устал. Было невыносимо видеть, что сделали с тобой цукановские уроды, - муж крепче сжимает руль и злится. Потерю ребёнка он тоже трудно переживал. По-своему, но всё же. - С Женей мы ничего не решили, договорились встретится позже, а дальше ты помнишь.

Давид осекается, поворачивает голову в мою сторону. Видит, как я сижу, вжавшись в сиденье. Тот страшный день теперь намертво высечен в моей памяти и если от рубцов на лице как от последствий аварии можно избавиться с помощью лазера, то от внутренних шрамов из воспоминаний прошлого убежать невозможно.

- В нас стреляли. Ты вылетела на дорогу, я был в отключке, когда нас обнаружил Руслан. Он прилетел за несколько часов до начала сходки. Именно Куратов и провернул всё то, что было дальше, объявив о моей смерти.