После того как моего любимого мужчину убили именно здесь, я окончательно утратила веру в то, что смогу существовать в этом городе. Центральные улицы станут напоминать мне о том месте, где его застрелили, а после подорвали машину. Загородные дороги и леса навсегда будет хранить в себе магию того дня, который мы провели наедине растворяясь друг в друге. Двадцать четыре часа всепоглощающего счастья.

- И это правильно, Катя, - кивает Руслан. – У меня есть к тебе нерешенные вопросы, но об этом чуть позже.

Внутри помещения почти ничего не видно, горят только тусклые лампы, освещая дорогу по длинным изогнутым коридорам. И пахнет здесь неприятно… едко, приторно, буквально пропитывая одежду и волосы.

Куратов толкает от себя тяжелую железную дверь, пропускает меня немного вперед. Яркий свет люминесцентной лампы слепит глаза и заставляет зажмуриться, прикрывая ладонями лицо.

- Ты ещё можешь передумать, - произносит Руслан спокойным голосом где-то над моим виском.

Мне страшно. Потеют ладони, потряхивает конечности, но это единственный шанс для меня убедиться в том, что Давид всё ещё жив и случилась ошибка. Если я только увижу подвох в бездыханном человеке, лежащем в морге, то положу всю свою жизнь чтобы однажды дождаться его…

- Я готова, - мотаю головой.

Мы проходим между рядами с каталками. Они прикрыты клеенкой и, если не думать о том, что там лежат трупы, можно не содрогаться. Правильно говорят, что бояться нужно живых.

Медработник подводит нас к самой дальней каталке. Делаю глубокий вдох, слегка прикрываю глаза. Ощущаю как Куратов кладёт руку мне на плечо, подбадривая. Я же сама этого хотела. Почему тогда так боязно? Возможно всё дело в том, что сейчас я либо обрету второе дыхание, либо утрачу его навсегда.

- Открывай, - обращается Руслан к молодому работнику морга.

Тот приоткрывает клеенку, показывая темные волнистые волосы, которые наполовину обгорели и неестественного цвета кожу лица… Этого достаточно для того, чтобы закрыть рот ладонью и помчать в сторону выхода.

Очутившись в коридоре, толкаю первую попавшуюся дверь от себя и оказываюсь в уборной. Опускаюсь на грязный пол коленями и ощущаю как тошнота окольцовывает горло. Меня полощет долго. До слёз и истерики, до криков и противной желчи… Там был он. Давид. Я окончательно убедилась в этом.

В момент, когда блевать больше нечем, я вспоминаю о том, как меня тошнило, когда я забеременела от Юсупова. Это были самые счастливые недели в моей жизни… Было бы хорошо, появись у меня сейчас хотя бы крошечная надежда на то, что я вновь могу быть беременна от Давида.

***

Родной город встречает меня осенней погодой с затяжными дождями и серыми густыми тучами, из-под которых совершенно не видно просвета и намека на солнце.

Я возвращаюсь в свою квартиру, которую мы делили с Женей. Все старые фотоснимки, которые нахожу здесь сжигаю к чёртовой матери. Мы больше не родственники и не друзья. Что-то среднее между врагами и посторонними людьми. До сих пор не могу поверить и простить его за то, что он решился на убийство Юсупова. Руслан сказал, что он пока не может утверждать наверняка, но я же слышала тот разговор... Женя сказал, что Давид не уедет из города живым и оказался чертовски прав.

Похороны Давида проходят ужасно. Меня поддерживает и утешает Ева. Сашка осталась в Краснодаре в надежде на то, что Женя вернется. Жена Куратова заботливо вытирает мои слёзы, которых почти не осталось, приговаривает спокойным голосом слова, которые не имеют ничего общего с действительностью. Больше никогда не будет хорошо. Ни сегодня, ни завтра, ни через год. Время не вылечит меня, боль никуда не уйдет. Она останется во мне навечно.

Бросаю горстку чёрной земли на гроб из красного дерева, в котором покоится Давид.

- Я буду любить тебя всю жизнь, - шепчу одними губами, когда Ева оттаскивает меня от ямы.

Она не позволяет мне оставаться в одиночестве. Увозит в свой особняк, поит горячим чаем и отвлекает как может. Её дети находятся рядом и я действительно пытаюсь им улыбнуться, но у меня ничего не получается. Не потому, что я завидую счастью Евы, а потому что сожалею о том, что у меня не получилось... Мы были так близки к этому.

В кабинете у нотариуса кроме меня и Руслана никого больше нет. Полный мужчина с седыми волосами вскрывает конверт, пробегается по нему глазами и откашливается.

- Всё свое имущество Юсупов Давид Ильдарович завещал своей законной супруге Юсуповой Екатерине Сергеевне.

Сердце на секунду проваливается куда-то в пятки. Это ошибка. Глупая ошибка.

- Мы с Давидом развелись три месяца назад.

По моей инициативе. Юсупов тогда отпустил меня, чтобы оградить от мира криминала. Он хотел уберечь от боли и потерь, но не срослось…

Нотариус вновь откашливается, пробегается взглядом по документам.

- Завещание составлено неделю назад. У вас есть свидетельство о расторжении брака?

- Нет, - мотаю головой. – Но я помню, как подписывала бумаги у него дома…

В тот момент я была сломлена и разбита. Помимо утраты ребёнка, которого я успела полюбить всем сердцем, узнала о том, что муж мне не принадлежит. Он проводит заграничные командировки с другой женщиной… Тогда я была уязвима и поверила во всё, что говорила Нина, не удосужившись спросить об этом лично у Давида. Сейчас для меня не имеет никакого значения, что было тогда. Юсупов вернулся и выбрал меня. Но документы о разводе я всё же подписывала. Правда, не читала о чем они, полностью полагаясь на Давида.

- Никакой ошибки нет, - произносит нотариус. – На момент составления завещания Вы являлись женой господина Юсупова и единственной наследницей его состояния.