спали в палатках рядом с медицинским персоналом, а с первыми лучами солнца их подняли, чтобы ехать в эвакуационный госпиталь номер 128. Грузовик перевозил медицинские принадлежности для госпиталя, и водитель был готов подвезти их, но только если для этого не нужно было ждать. Они сели в машину, голодные и усталые, и их долгое путешествие до Сенонша началось.

– Часа четыре нужно, – сказал водитель. – И это при условии, что не придется совершать никаких объездов из-за повреждения дороги. Или из-за того, что фрицы принялись стрелять в нашу сторону из тяжелых орудий.

Дороги, по которым они ехали, были после артобстрелов перепаханы выбоинами и воронками такой глубины, что у Руби от тряски чуть все зубы не выбило. Повсюду их окружали мрачные картины разорения, и Руби едва не расплакалась, увидев первый разрушенный город на их пути. Увидев десятый, она даже и не моргнула.

На одном из заболоченных полей, мимо которого они проезжали, британские солдаты копали могилы для стада убитого скота. Животные – около дюжины – лежали на спинах, задрав кверху ноги. Их тела были раздуты.

– Взрывная волна, – объяснил водитель. – Сколько хорошего мяса пропало.

Они ехали час за часом, остановились только раз, чтобы облегчиться у дороги. Они знали о минах и других сюрпризах, оставленных отступавшими немецкими войсками для неосмотрительных местных жителей, поэтому Руби присела на корточки у задних колес машины, молясь, чтобы никто не появился на дороге и не застал ее, отдающую дань природе.

До госпиталя они добрались с рассветом, и к этому времени желудок Руби опустел настолько, что принялся урчать. Но с едой им пришлось подождать: первым делом они должны были найти полковника Уайли, который распорядился, чтобы они по прибытии сразу показались ему.

– Вы не первые журналисты, приезжающие к нам, – сказал он вполне любезным тоном. – И не последние. Я не возражаю против вашего присутствия здесь, поскольку это способствует победе и все такое, но, если вы будете мешать мне или кому-то из моих людей, я вас следующим же утром отправлю в Англию. Вам ясно?

– Да, сэр.

– У нас нет ни времени, ни терпения нянчиться с вами, так что вот вам несколько простых правил. Не приставайте к моим людям, когда они работают, а когда они свободны, не надоедайте им, если у них нет желания говорить. Не разговаривайте с ранеными без разрешения дежурного врача. Не покидайте пределы госпиталя. И – нет, я не смогу выделить вам джип для поездки в Париж, так что не злите меня отныне этой просьбой.

Руби получила отдельную кушетку в палатке медсестер, а Франка разместили с младшими офицерами. Подружиться с сестрами не составило труда – они были дружелюбными, открытыми, интересовались работой Руби и сразу же пригласили ее пообедать с ними в столовой, где ели все – и рядовые, и офицеры.

Спустя три дня она сидела с ними рядом, слушала их разговоры о доме и о том, чего им не хватает больше всего.

– А тебе, Руби?

– Мне? Я бы сказала – кофе. Даже тот кофе, что вы здесь пьете, не так уж плох. И все, что угодно, будет лучше чая. Даже простая горячая вода. Я, случалось…

– Привет тебе, Руби Саттон!

Она повернула голову и поразилась: голос принадлежал Дэну Мазуру.

– Черт побери, – пробормотала она себе под нос.

– Твой друг? – спросила у нее одна из медсестер.

– Ну, это с большой натяжкой. Но он неплохой парень… Дэн! Как поживаешь?

– Ничего себе. Удивлен, что ты здесь. Мне показалось, бритты не очень-то приветствуют женщин-корреспондентов.

– Они и не приветствуют, – сказала она, показывая на американский наплечный знак для журналистов. – Ты только что приехал?

– Сюда – ты говоришь о Сто двадцать восьмом? Да. А высадился я на десятый день после Дня Ди, – сказал он, явно гордясь этим. – Где только ни побывал с того времени. Только что вернулся из Фалеза. Был там некоторое время с канадцами, а когда стало потише, я решил провести денек-другой в ожидании марша на Париж в местах поспокойнее.

Старшая из медсестер, капитан армейского сестринского корпуса, которая была за океаном с лета 1942 года, посмотрела на него и вскинула брови.

– Поспокойнее? Вы считаете, что тут у нас поспокойнее?

– Я забыла о правилах вежливости, – сказала Руби в надежде, что Дэн замолчит и перестанет раздражать сестер своими глупостями. – Позвольте мне вас представить. Дамы, это Дэн Мазур, он работает в журнале «Америкен». До моего отъезда в Лондон мы работали там вместе. Дэн, это медсестры, которые знакомили меня со своей жизнью и работой здесь и отвечали на мои вопросы. Капитан Глэдис Кей, первый лейтенант Салли Грин, первый лейтенант Эдит Геллер. Они ветераны кампании в Северной Африке и Сицилии. И они были первыми сестрами, прибывшими в Нормандию. В какой это было день?

– Шестой после Ди, – пугающе холодно ответила Глэдис.

– Что ж, здорово, – сказал Дэн. – У вас наверняка куча всяких историй.

– Полковник Уайли дал мисс Саттон разрешение наблюдать за работой одного из хирургов, – сказала ему Глэдис. – Если хотите присоединиться к нам, он вряд ли будет возражать.

Дэн беспокойно проглотил слюну, но все равно кивнул.

– Конечно. Когда?

Глэдис посмотрела на свои часы.

– Да вот прямо сейчас. Ты готова, Руби?

– Готова.

– 28 –

Они последовали за Глэдис, Салли и Эдит в предбанник операционной палатки, где стояли раковины, в которых сестры и врачи могли мыть руки. Руби, следуя инструкциям сестер, вымыла руки до локтей карболовым мылом, от которого у нее потекли слезы из глаз, подняла их перед собой, не вытирая, как ей было сказано.

Глэдис вытерла руки Руби чистым полотенцем, потом тщательно расправила халат, лежавший наверху аккуратно сложенной стопки, и показала Руби, что та должна вставить руки в рукава. Застегнув халат, она натянула перчатки на руки Руби, надела на ее голову шапочку, завязала хирургическую маску, закрывавшую рот и нос.

– Стой здесь и ни к чему не прикасайся, – сказала Глэдис. – Иначе придется все повторить сначала. Мне нужно снова помыть руки и одеть мистера Мазура, а потом – мистера Госсаджа.

Глэдис повторила процедуру на Дэне и Франке, а потом, еще раз помыв руки, протерла камеру и штатив Франка хлопчатобумажной тряпочкой, смоченной в спирте. Объяснила, что, хотя Франк и будет стоять в операционной на некотором отдалении, его камера все равно должна быть дезинфицирована. А вот Руби и Дэну, которые будут гораздо ближе к раненому, придется обойтись без блокнотов.

– Не могу обработать бумагу, – объяснила Глэдис, – карандаши и ручки тоже грязные. Мистер Госсадж, помните: вы не должны приближаться к хирургам.

– Не забуду. Да и смысла нет приближаться. Цензура не пропустит ничего, где будет