Надо было сразу понять, что он попытается вывести Государя из себя, обойти все чары и ужалить в самое сердце. Чеслав отбросил Твёрда в сторону будто куклу, и ринулся на колдуна, ревя, как медведь.

— Стой!

Твёрд, кинулся следом, пытаясь обогнать, оттолкнуть, закрыть собой во что бы то ни стало и с ужасом понял, что не успел — мерцающее зелёным светом копьё сорвалось с руки Завида и врезалось в грудь ражему мужику, вмиг спалив все оборотные чары. Государь завалился набок, тщетно пытаясь зажать руками дыру в животе, изо рта выплеснулся ручеёк крови.

Всё это волхв увидел будто со стороны, пока нёсся к замершему с довольным видом врагу, так кстати отвлёкшемуся. Налетел, с ходу врезав локтем в выпирающий кадык, и тут же саданул под ребро кинжалом, чтобы наверняка.

Лязгнуло будто о камень. Локоть вспыхнул болью, а так и не переставший улыбаться Завид одной рукой отшвырнул волхва в сторону.

— В прошлый раз ты меня так же подло подстерёг, но сегодня моя взяла.

Твёрд захрипел, тщетно пытаясь вдохнуть выбитый из груди воздух, и увидел, что позабытый всеми Тихослав замер, вытянув руки перед собой и шепча что-то невнятное. Глаза у волхва светились в темноте будто два угля, это выглядело жутко, но ещё более жутким было то, что тем же светом разгорались глаза у замерших будто статуи лошадей.

Завид слишком поздно повернулся к последнему противнику. Тихослав вскрикнул и резко уронил руки.

Может быть, колдун и готовился к схватке с волхвами, но к тому, что на него понесётся дюжина зачарованных лошадей, похоже, оказался совершенно не готов. Табун врезался в попытавшегося закрыться щитом Завида будто таран в хлипкую дверь. Первая лошадь, принявшая на себя весь удар щита, пала, с неё клочьями начало отваливаться гнилое мясо, но остальные смяли вскрикнувшего колдуна, втоптали в землю, но не пробежали мимо, а закружили карусель снова и снова дробя копытами всё слабее вспыхивавшую защиту. Наконец, когда сияние окончательно погасло, потускнел и огонь в лошадиных глазах. Измождённый Тихослав немного отпустил чары, и лошади отбежали чуть в сторону.

К Твёрду подбежали Велимир и Некрас, невредимые, но бледные, будто мертвецы. Умир суетился возле так и не пришедшего в себя Мала.

Волхв оттолкнул попытавшихся было помочь подручных и на четвереньках подполз к распростёртому на дороге телу.

— Как же так, Государь? — прохрипел он. — Мы же сумели, всех обошли… Как же так?

— Твё…о...о— прохрипел вдруг мертвец.

Жив! Был бы только жив, а остальное поправим.

— Скорее! — Твёрду показалось, что он кричал, но на самом деле, удалось выдавить из себя лишь шёпот. — Тихослав! Умир!

Они, как ни странно, услышали, подбежали, начали перебирать какие-то бутылочки, пучки трав, порошки, но Государь с неожиданным упрямством оттолкнул руку лекаря и повернув голову к волхву просипел:

— Твё-о…р…ты… покля…ся…

Снова засуетившийся было Умир, вдруг как-то обмяк и севшим голосом произнёс:

— Умер.

На месте, где лежало изломанное тело Завида, что-то всхлипнуло и захрустело. Разбитая лошадиными копытами плоть и раздроблённые кости медленно, с хрустом и чавканьем снова сходились, срастались, будто опытный лекарь вправлял всё на свои места.

Твёрд, зарычав будто зверь, поднялся и шатаясь добрёл до сотрясавшихся в мелких судорогах останков.

— Зря стараешься, волхв, — вдруг прохрипел труп. — Моя всё равно взяла. Я притащу им тебя на цепи, чего бы это мне не стоило!

— Замолкни, погань, — с неожиданно нахлынувшим спокойствием ответил Твёрд.

— Тебе меня не убить!

— Раз ты такой бессмертный, будто Кащей, так никто тебя убивать не будет, — и, повернувшись к безмолвно стоявшим за спиной подручным, приказал: — Руби его!

Велимир и Некрас сразу всё поняли — изрубили заверещавшего колдуна на куски, затем выстругали колья, каждую часть тела пробили колом и приколотили к земле, часть останков сложили в мешки.

Когда успокоили лошадей, оттащили подальше в лес павших от рук колдуна, погрузили тело Государя и кое-как привели в чувства Мала, можно было двигаться дальше. Спустя пару вёрст часть порубленных останков также приколотили в лесу кольями.

— Зачем это? — спросил Умир, когда поручные Твёрда вернулись обратно.

— Если он не соврал и попытается собраться обратно, то колья не дадут всем частям приползти друг к другу, — пояснил Велимир. — Мы так часто делаем с упырями. Только их солнце сжигает, а этому, похоже, всё нипочём.

— А если всё-таки соберётся?

— Пусть попробует. Голову к деревяшке привяжем да в реку кинем и пусть ищет. Грудину к осине приколотим. Нечисть её не терпит.

— На него, похоже, простые способы не действуют.

— Да и ладно. Лишь бы подольше провозился. А то и вовсе плоть истлеет и всё закончится.

Голову они и правда выбросили в реку, а оставшееся месиво из рёбер и хребта подвесили на осину, дополнительно оплетя осиновыми же ветками.

Когда уходили, Умиру показалось, что в висящем на осине, пропитанном кровью мешке что-то слабо шевелится. Хотя в темноте могло показаться.

— Почему он был один? — спросил Мал, когда они ближе к утру остановились, наконец, чтобы перевести дух.

— Слышали, что он про меня и цепь городил? Я думаю, хозяева его здорово наказали за то, что на капище не справился и упустил Государя, вот он и решил сам разобраться с нами, да только заносчивость его опять подвела,