Кэтрин и другой его дядя играли не ради Вантиджа. Они играли ради чертовой тайны могущественного человека, а значит, Кэтрин предложила Иену что-то еще, что-то, чего он хотел больше, чем поместье, оставленное ему матерью. Место, где он вырос. Собственность, которая принадлежала семье его матери на протяжении нескольких поколений.

«Ему плевать. На семью. На это место. – Джеймсон сделал глубокий вдох. – На меня».

– Теряем время, – ледяным тоном объявила Кэтрин. – А мне еще нужно отыскать шкатулки, которые открываются этими ключами.

Иен угрожающе посмотрел на Джеймсона.

– Я понимаю, ты ненавидишь проигрывать, – вкрадчивым голосом проговорил он, – но я тоже, поэтому тебе нужно делать то, что я говорю.

Предупреждение. Угроза.

– Я похож на человека, которого легко запугать? – улыбнулся Джеймсон, несмотря на боль в разбитом лице.

– Не сказал бы. – Рохан появился словно по волшебству и вышел из-за статуи. – Просто некоторые не понимают, когда им лучше остаться на месте.

Джеймсон не понял, кого именно фактотум имел в виду – Иена или его. В любом случае это не имело значения. Джеймсон устал от разговоров. «Что произойдет дальше с Иеном, что сделает с ним Рохан за вмешательство, меня не касается».

– Пойдем, – сказал он Эйвери, чувствуя, как к горлу подступает комок. Он всю жизнь прожил без отца, обойдется и сейчас.

Джеймсону Винчестеру Хоторну нужна лишь победа.

Глава 76

Джеймсон

Два из трех ключей найдены на земле поместья. Чутье подсказывало Джеймсону, что шкатулки найдутся в особняке. Он прислушивался к внутреннему голосу и не обращал внимания на бушевавшие в нем эмоции и еще меньше на крики Иена, несущиеся им вслед.

– Джеймсон! – это все, что сказала Эйвери, как только они оказались вне пределов слышимости.

– Я в порядке, – ответил он ей. Ложь! Они оба это знали.

– Ты лучше чем в порядке, – с жаром проговорила Эйвери. – Ты Джеймсон Винчестер Хоторн. И мы собираемся выиграть эту Игру.

Джеймсон остановился и повернулся к ней, чтобы успокоить бурю внутри хорошо известным ему способом. Он откинул растрепанные ветром волосы Эйвери с лица. Она запрокинула голову, и он прижался губами к ее губам – на этот раз не сильно, а мягко и медленно. Его рот болел. Его лицо и тело болели. Все болело. Но отказаться из-за этого целовать Эйвери?

Это самая сладкая боль в его жизни.

– «Смотри по сторонам», – прошептал он ей в губы, когда они отстранились друг от друга. Они готовы продолжать играть.

– Последняя подсказка, – прошептала в ответ Эйвери, – последний шанс выиграть.

К черту Иена! Джеймсону не нужен Иен. Так было, есть и будет всегда: Джеймсон и Эйвери против целого мира.

* * *

Вернувшись в поместье, они начали искать зеркала. В доме такого размера их десятки, многие из них слишком большие и тяжелые, чтобы их могли поднять два человека. Джеймсон и Эйвери ощупывали рамы, проводили пальцами по бокам в поисках петель, кнопок, потайных отделений.

Наконец удача улыбнулась им.

В холле на четвертом этаже они нашли огромное зеркало в бронзовой раме. Когда Джеймсон потянул за раму, сопротивления не последовало, она распахнулась, как дверь.

«Смотри по сторонам». Джеймсон шагнул в вытянутую и почти пустую комнату. Эйвери не отставала от него. Темноту разгоняли только свечи единственной люстры, висевшей по центру комнаты. Несмотря на высокий – не меньше двадцати футов – потолок, она опускалась почти к самому полу. Взглянув на нее, Джеймсон сразу подумал о маятнике.

Когда зеркало закрылось за Эйвери, Джеймсон осознал, насколько мало света давали свечи. Темно-зеленые стены казались почти черными. Портреты висели через каждые десять футов по всей длине комнаты.

Джеймсон не увидел ни одной шкатулки с сокровищами, не говоря уже о трех. В этой комнате нет ничего, кроме люстры и портретов. Он подошел, чтобы рассмотреть ближайший из них. Из рамы ему ухмылялся Иен.

Губы Джеймсона сжались в тонкую линию. Логично. Все-таки Иен Джонстон-Джеймсон – последний владелец этого места. Джеймсон посмотрел на следующий портрет и увидел женщину. Сходство между ней и Иеном было поразительным.

– Я думаю, у меня не только его глаза, – тихо сказал Джеймсон, – но и ваши тоже.

Он вырос с дедушкой, единственным в своем роде, и без бабушки. Эта женщина на портрете такая же его родственница, как Элис Хоторн, – и такая же незнакомка.

«У вас было трое сыновей. – Джеймсон мысленно обратился к портрету. – Вы растили их здесь».

Вантидж был домом ее предков.

«И моих, получается, тоже», – подумал Джеймсон и провел пальцами сначала по одной раме, затем – по другой. Убедившись, что они чистые, он перешел к следующему.

– Джеймсон! – голос Эйвери прорезал тишину комнаты. – Это же ты!

Он повернулся к ней.

– Я? – Джеймсон не собирался придавать этому значения, но тогда почему так трудно дышать? Почему, когда он пересек комнату и уставился на свой портрет, который кто-то заказал, какая-то часть его захотела быть на этих стенах?

Принадлежать этому месту.

Джеймсон взялся за раму и потянул – сначала с одной стороны, потом с другой. Ничего не произошло, но тут Эйвери провела кончиками пальцев по краям. Джеймсон точно понял, в какую секунду она нащупала паз с открывающим механизмом. Как только он сработал, портрет отодвинулся от стены, открывая потайное отделение. Внутри был спрятан сундучок, украшенный драгоценными камнями, – на сияющем золоте вспыхивали изумруды.

Игра почти закончена. Адреналин струился по его венам, Джеймсон постарался запечатлеть каждую деталь этого момента, и тут сработали инстинкты, развившиеся за многие годы участия в подобных играх. Он вдруг понял три вещи. Во-первых, сундук зеленый, он подозрительно походил на ключ, который Брэдфорд нашел в пещерах. Во-вторых, сундук спрятали за портретом Джеймсона, и он готов поспорить, что в нем хранилась его тайна. И наконец, этот портрет написан не совсем в том стиле, что портреты Иена и его матери. Если учесть, что его дяди, похоже, действительно не знали о его существовании, то вывод напрашивался сам собой: эта картина, скорее всего, заказана недавно.

Совсем недавно.

«Это дело рук Рохана. Но откуда он знал, что проприетар выберет меня для Игры?»

Но сейчас это не столь важно.

– Нам надо отыскать остальные две шкатулки, – сказал Джеймсон Эйвери.

Он бегал от портрета к портрету, ощущая прилив адреналина, пока не остановился у портрета Брэдфорда.

Его пальцы почти сразу нащупали паз с механизмом, портрет сдвинулся в сторону, открывая перед ним еще