Шрифт:
Закладка:
– Вы не поверили тому, что говорят в новостях?
– Я не очень доверяю всем этим лентам новостей. Мы недалеко ушли от тех времен, когда людей выпускали сражаться в цирке ради острых ощущений славной публики. Люди и теперь «требуют хлеба и зрелищ», по выражению римского поэта Ювенала. Ваша история пришлась кстати, и медиа за нее ухватились.
– А Максин? Что с ней теперь будет?
– Перестань заботиться о других и подумай лучше о себе! – раздался хорошо знакомый Алексу голос из глубины палаты.
Врач встал.
– Я вас оставляю. Увидимся через несколько часов.
Он слегка помахал рукой в сторону Максин и бесшумно вышел.
Как только дверь за ним закрылась, Алекс вытащил из вены катетер. Он видел в фильмах, как актеры это проделывают, но в реальности было больно! Он прижал кусок бинта к капельке крови на предплечье, встал и направился к постели старой дамы. Он подсел к ней и спросил с дружеской теплотой:
– Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
– Я никогда не чувствовала себя плохо.
– Уколы В12 должны скоро помочь.
– Да, – не могла не согласиться она. – Но больницы меня утомляют.
Алекс улыбнулся. Голубой свет телевизора делал заметнее следы усталости на лице Максин. Но в глазах ее светилась прежняя энергия.
Вдруг их взгляды как по команде устремились на экран. Их совместная фотография, вероятно сделанная камерой наблюдения, появилась в увеличенном виде. Желтая бегущая строка под ней сообщала следующее:
«Дело Максин близится к развязке? Полиции, судя по всему, удалось напасть на верный след. По данным неофициального источника, старая дама, удерживаемая психически неуравновешенным молодым человеком, была госпитализирована. Нам неизвестно, дают ли врачи положительный прогноз относительно ее дальнейшего состояния».
– Включи звук! – скомандовала Максин.
Алекс принялся повсюду искать пульт и наконец нашел его в складках простыни на кровати у старой дамы. Он воздержался от комментариев и прибавил звук.
Теперь весь экран занимало лицо красивой женщины. Это была она, причина его депрессии. Аврора, в которую он влюбился и которая на него не обратила внимания. Увидев ее, Алекс как будто получил удар под дых. Прошлое, хотя и не очень еще далекое, вернулось к нему, ударив со всего маху.
– Я обращаюсь к Алексу. Мне очень жаль, что я не успела тебе ответить, но мне очень понравилось письмо, которое ты мне отправил прямо перед этими событиями. Я очень хочу с тобой увидеться, чтобы тебя узнать по-настоящему.
– Видишь, она тебя не забыла.
Алекс вырубил звук.
– Она так говорит, потому что ее попросили это сделать.
– Не отказывайся от победы, если она тебе дается.
– Ну, не знаю…
– Ты позвонишь ей?
– Не знаю…
– Тебе хочется?
– Не уверен.
– Почему?
– Потому что, когда ты чего-то сильно хотел и слишком долго ждал, ты утрачиваешь к этому вкус.
– Ты боишься?
– Да! – взорвался Алекс, вставая с постели. – У меня такое впечатление, будто я совершил путешествие не только в реальности, но и в душе. Увидеться с ней – это все равно что вернуться вспять. Теперь я понял, что ее отказ не был основной причиной моей подавленности. Он стал лишь последней каплей, переполнившей чашу моего недовольства.
Максин села, опершись о подушку.
– И ты совершенно прав. Ты ушел далеко вперед и уже не тот грустный и неуверенный в себе молодой человек, которого я встретила вначале. Ты раскрылся, поверил в себя и наконец-то понял, что имеешь право на счастье, что не обязательно считать, будто ты крадешь его у других.
– Думаете, мне надо ей позвонить?
– Да. Нет. Возможно. Не знаю. Решать не мне.
– Но мне так трудно что-то решить! И потом, это, может быть, окажется бесполезно?
– Ты упрям как осел.
Алекс безнадежно махнул рукой.
– Но что это даст, в любом случае? Не буду же я ей звонить из камеры.
– Не глупи, тебя не отправят в тюрьму. Завтра мы все объясним в полиции, и все будет в порядке. Нам не надо больше скрываться, ведь если у меня нет болезни Альцгеймера, то и эвтаназия не нужна.
– Да у вас ее никогда и не было!
– А это бабушка надвое сказала. Я не слишком доверяю врачам.
– Ну и кто тут упрям как осел?
Они молча обменялись взглядами. Оба знали, какой это важный для них момент. Прощание. Оба этого не любили. Им не хотелось разговаривать. Не хотелось говорить друг другу «до свидания». Молчание было лучшей защитой, лучшим противодействием времени. Из-за голубого света телевизора казалось, будто все происходит во сне, и Алекс вдруг четко понял, что это мгновение он не забудет никогда. Что бы ни случилось в будущем, оно навсегда запечатлеется в его памяти.
– А что будет с вами?
– Я снова отправлюсь в дом престарелых.
Увидев расстроенное лицо Алекса, она добавила:
– Не переживай. Все образуется.
– Вы не можете туда вернуться! Вы так ненавидите это место!
– Я его ненавидела, потому что другой перспективы у меня не было. Но теперь, благодаря тебе, она есть. Ты сделал мне самый прекрасный подарок на свете, ты подарил мне возможность искупить мой проступок. Ты не представляешь, до чего это важно для меня.
– И речи не может быть о том, чтобы ты вернулась в эту богадельню!
От голоса Леони, раздавшегося так неожиданно, и Максин, и Алекс подпрыгнули. Молодой человек перегнулся через постель старой дамы и увидел за ней раскладную кровать, которую прежде не заметил.
Леони могла бы остановиться в отеле рядом с больницей, но не желала расставаться с матерью даже на одну ночь. Хотя она знала, что Максин лучше, она хотела остаться в палате, слышать ее дыхание, одним словом, быть подле нее. Она всю жизнь мечтала – сознательно или нет – чувствовать ее присутствие и не готова была вдруг снова упустить ее. Ей нужно было еще задать много вопросов и услышать много ответов.
Видя изумление обоих, она пояснила:
– Ты переедешь ко мне.
– Ни за что!
Этот категоричный отказ удивил Алекса и обидел Леони. Максин, однако, вовсе не этого добивалась.
– Это не обязательство, а мое желание, – мягко перебила ее Леони.
– А что скажут твои дети и муж?
– Дети давно взрослые, и я не сомневаюсь, что они будут счастливы познакомиться с бабушкой. А что до моего мужа, он хорошо знает, как я ждала этой встречи…
– Мне стыдно навязываться, занимать лишнее место в доме…
– У нас очень просторный дом. Преимущество мужа архитектора в том, что он привык смотреть широко
