Шрифт:
Закладка:
Хой подходит к ней и говорит:
– Я мог бы оговориться и назвать вас Мари. Но, миссис Нодель, ответьте, вы замужем за Аароном Ноделем?
Видите ли, присяжные, говорит адвокат, мы все здесь друзья. Мари – друг. Даже одноклассники Мэгги Уилкен – наши друзья.
Мари Нодель рассказывает суду, что выросла на молочной ферме в центральной Миннесоте. Окончив школу, она изучала уголовное право в Университете Северной Дакоты. Сегодня она – инспектор по условному освобождению и испытательному сроку. На ее попечении около сотни условно освобожденных, причем люди эти были осуждены за самые разные преступления – от мелких до весьма серьезных.
Когда Хой спрашивает, сколько у нее детей, Мари впервые начинает плакать.
Хой говорит, что ей нужно успокоиться.
– Я понимаю, это нелегко. Мы постараемся все сделать максимально быстро. Приходится ли вам уезжать из города по выходным?
– Нет, – отвечает Мари, вновь обретая самообладание.
– А когда-нибудь приходилось?
– Нет.
– Вы когда-нибудь уезжали из города в выходные по работе?
– Никогда.
Мари никогда не уезжала по выходным, а Аарон постоянно работал. Она говорит о его преданности ученикам и своей работе. Преданность эта часто выходила за обычные рамки. Однажды он сказал Мари, что хочет купить учебники для одного из учеников, который не может себе этого позволить. Книги стоили шестьсот долларов. Тогда у них состоялся серьезный разговор. Но в особом внимании Аарона к своим ученикам не было ничего необычного.
– Если мы вернемся к нашему делу, то знали ли вы, что в 2008/2009 учебном году Аарон решил помочь ученице, которой, по его мнению, нужна была помощь?
– Да.
– Вы знали ее имя?
– Нет, я не помню ее имя. Я не помнила ее имя.
Но Мари знала, что Мэгги Уилкен звонила Аарону и он тоже звонил ей. Знала она и о текстовых сообщениях – некоторые набирались в ее присутствии. Хой спрашивает, помнит ли она такие случаи. Да, Мари помнит вечер праздника-сюрприза. Мэгги Уилкен была расстроена из-за кого-то из родителей, кто в пьяном состоянии сел за руль. Мари слышала обрывки разговора. Она сказала Аарону, что он должен позвонить в полицию – ведь кто-то может оказаться в опасности. Мари не помнит, шла ли речь об отце или матери Мэгги.
– Нет, – говорит она, – Аарон не пытался скрывать это общение.
Счета за телефонную связь оплачивает Мари – все счета. Именно она садится, выписывает чеки и наклеивает марки на конверты. У нее есть доступ ко всей детализации звонков.
Хой спрашивает про сообщение, которое Мэгги, по ее словам, отправила Аарону в снежное утро дня его рождения. То, которое вызвало ссору Мари с мужем.
– Нет, ничего подобного не было, – говорит Мари.
Хой снова предъявляет фотографию торта, который Мари предположительно испекла для Аарона в тот день.
Затем Хой спрашивает, откуда у Мэгги номер телефона Мари. Мэгги утверждала, что его дал ей Аарон, чтобы она никогда в жизни не ответила на звонок с этого номера. Таким было одно из правил. Вторым правилом было никогда не звонить ему первой.
Мари вспоминает момент, когда Аарон разговаривал с Мэгги по телефону, та, как всегда, была очень многословна. Телефон Аарона почти разрядился, и он сказал: «Вот номер моей жены. Если связь разъединится, а тебе нужно будет поговорить, можешь позвонить ей».
Вот откуда у Мэгги ее номер. А вовсе не из программы «Не отвечать», потому что это жена любовника.
Во время перекрестного допроса выясняется, что Мари Нодель не сотрудничала с расследованием окружного прокурора. Обвинение спрашивает, почему она не захотела отвечать на вопросы бюро уголовных расследований, и Мари отвечает, что слышала нелестные отзывы о главном следователе Майке Нессе. В телефонном разговоре он не показался ей объективным. Поскольку у нее тоже есть юридическое образование, она не собиралась общаться с ним без адвоката.
Байерс говорит, что, имея юридическое образование, Мари должна была знать, что, если бы она сказала Нессу все то, что и сейчас под присягой, ей не пришлось бы приходить в суд. Ее показания настолько противоречат показаниям Мэгги, что, если бы следствие получило их во время подготовки процесса, суда вообще не было бы.
– Я об этом не подумала, – говорит Мари.
В заключительном выступлении Байерс скажет, что Мари сознательно приберегла свою историю для зала суда, поскольку через адвоката мужа могла иметь доступ ко всем материалам дела. Байерс укажет, что Мари могла знать, что у нее будет возможность изучить материалы обвинения и допросов свидетелей. И уже после этого она могла построить свои показания так, чтобы они противоречили словам Мэгги Уилкен. Имея юридическое образование, она с самого начала знала, что у нее будет единственная возможность дать показания, самые важные для жизни ее семьи.
– Возьмем для примера тот факт, что вы добровольно дали свой телефонный номер Мэгги Уилкен, – продолжает Байерс.
– Я не давала ей свой телефон, – отвечает Мари.
– Вы позволили мужу сделать это?
– Да.
– И обвинение не знало об этом до самого суда?
– Да.
– Почему же ваш телефонный номер оказался в телефоне Мэгги в черном списке?
– Я не знаю.
Байерс спрашивает, есть ли телефон Мари у других учеников. Нет. Знала ли она о звонках и их продолжительности? Она знала, что звонки были продолжительными, но о точном времени не догадывалась. Знала ли она, что двадцать три звонка имели место после десяти вечера?
– Я знала о телефонных звонках, – отвечает Мари.
– Каждый раз, когда я задаю вопрос, вы уклоняетесь. Я знаю, что звонки были. Я спрашиваю, знали ли вы, что двадцать три звонка были уже после десяти вечера?
– Нет.
В зале суда становится очень тихо. Этот ответ многое значит.
Затем Байерс спрашивает Мари о плане дома. Он спрашивает о простынях на постели в цокольном этаже, о цвете подушек. Он спрашивает об этом, потому что Мэгги Уилкен нарисовала план дома, чтобы доказать, что она там была. Но защита возражает, что рисунки могли быть сделаны по фотографиям, размещенным в интернете риелтором. В любом случае, теперь Нодели живут в новом доме, в престижном районе города, рядом с новой школой Шайенн, где работает Аарон. Новые салфетки и держатели для салфеток. Новый ребенок.
Объявляется перерыв на выходные. Когда в понедельник заседание возобновляется, Байерс