А однажды, как потом оказалось — в нашу последнюю встречу, она мне карту банковскую в руки сунула. Ни с того, ни с сего, представляете? Я отбрыкиваться начала, но… — Юля облизала губы. — Там с обратной стороны пароль был ручкой написан. На меня как будто помутнение нашло от радости. И Стася обняла меня… — Юля скрестила руки и положила их себе на плечи, словно показывая, как это выглядело. — Она была очень красивая, светилась вся! И при этом, что-то в ней было такое, что я тогда не могла объяснить…

— А сейчас? — спросила Влада.

— Сейчас? — Юля нахмурилась и задумчиво посмотрела перед собой. — Стася спросила меня — тяжело ли мне было расставаться с отцом Гоши. Я ведь его любила, сволочь такую. Но горбатого только могила исправит. Мальчишки, зато, от него, сами видите, какие хорошие получились…

— То есть, вы хотите сказать, что ее интересовало, как уйти от плохого человека? Который над ней издевался. Правильно я поняла?

— Нет… Тут другое, — покачала головой Юля. — Отец Гошки сам ушел. Скатертью ему дорога! Вот она, Стася, сказала, что лучше уйти, пока никто не узнает, какой ты плохой человек на самом деле. Сейчас я думаю, что она это про себя говорила.

— Про себя? — растерялась Влада.

— Представляете? Мне бы надо было тогда прижать ее да заставить рассказать о том, что ее мучает, но психоанализ — дело добровольное, — в волнении она стала крутить чашку по столешнице. — Она так искренне радовалась, что может Гоше помочь… Только просила никому об этом не рассказывать.

— То есть, Глеб был не в курсе? И сколько там было, на карте? — спросила Влада прямо, надеясь, что Юля не сочтет этот вопрос бестактным.

Юля ответила:

— Нет, я не сказала ему. В конце концов эти деньги до копеечки были потрачены в клинике. Все триста тысяч. Для меня целое состояние, но уколы, специальная диета, таблетки, консультации, новое кресло, несколько курсов массажа — все разошлось быстро. Однако, Гошка мой окреп, подрос за это время. Очень эти деньги помогли, понимаете?

— Да, конечно…

— Я потом все хотела с ней встретиться. Поблагодарить, пригласить к нам… Но больше не видела. А искать… — Юля усмехнулась, — Стася сама установила эту границу. Думаю, если бы могла, то и имени бы своего не сказала. — Юля поправила волосы и уткнулась подбородком в основание ладони. — Она сама как ребенок была. Я вот иду по больничному коридору, а они с Гошкой смеются. И так заразительно, громко, что мне самой взлететь захотелось. Стася для нас с сыном сделала гораздо больше, чем могла бы себе представить. Я часто потом думала о ней.

— Но никогда после этого не видели…

— Нет. Потом только узнала, что случилось. Случайно, от Глеба. Поняла, что происходит что-то, ну и… А тут вы… Меня чуть удар не хватил, когда я вас на детской площадке увидела.

Влада откинулась на спинку стула, пытаясь разложить в голове только что услышанное.

— Да… — протянула она. — Но почему вы говорите, что виноваты? Не сказали Глебу — это дело ваше и Стаси. Почему вы считаете, что она хотела умереть?

— Она хотела исчезнуть, — раздалось от двери, и на кухню вошел Глеб.

— Мне бы надо было расспросить ее еще тогда, — быстро повторила Юля. — Заставить раскрыться. Я спросила ее, что случилось с ногой. Но она сказала, что это несчастный случай. Ну что же мне ее силком допрашивать?

Влада повернулась к Глебу. Он сел за стол и взъерошил волосы.

— Ну же, Глеб! — торопила его Влада. — Рассказывай! Это из-за Бархатова?

— Говорю же тебе — нет! Кирилл Андреевич никогда бы не сделал ей ничего плохого! — ответил он и растерянно посмотрел на сидящих женщин. — Я видел, что она постоянно о чем-то размышляет. Так глубоко уходит в себя, что даже не слышит, когда к ней обращаются. Потом эти синяки стали появляться…

Влада ахнула.

— Я ее спросил об этом, но она рассмеялась и сказала, что Бархатов дарит ей слишком тугие золотые браслеты, — Глеб цыкнул языком. — Юмористка, блин…

— А Кирилл Андреевич… сейчас, когда стало понятно, что с ним… он как себя вел с ней тогда? Был груб?

— Я уже говорил тебе, что он в принципе жесткий мужик. Постоянно твердил, что доверять никому нельзя. Я не спорил, зачем? У меня же с этим вопросом все в порядке.

Юля и Глеб обменялись понимающими взглядами.

— Ты ближе всех знал Стасю, Глеб. Вернее, находился так близко к ней и Бархатову… — Влада дотронулась до его плеча, и он отозвался — раскрылся перед ней, печально улыбнувшись.

— Получается, что не знал я ее. Думал, красивая, взбалмошная. Что Кирилл Андреевич себе ручную зверушку завел. Безобидную морскую свинку…

— Свинки тоже иногда кусаются, — заметила Юля и встала. — Я быстро. Только Гошу проверю, — она вышла из кухни, но, заглянув в комнату, сразу же вернулась, попутно потрепав Глеба по плечу. Он продолжил:

— Однажды Стася обмолвилась, что лучше бы ее совсем не было в жизни Бархатова. Что, мол, с ней он пропадет. Я спросил, о чем это она… Ну странно же такое слышать? Бархатов и вдруг пропадет?

— Почему она это сказала? — спросила Влада.

— Я тогда не придал этому большого значения. Мы находились за домом. Она смотрела на реку, а я молодняк спиливал. Подумал, что они поругались. Но Кирилл Андреевич пришел через несколько минут, и между ними все было отлично. Это ведь не сыграешь, — он покраснел, и Влада тоже почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

— Да, было в ней что-то такое… — подтвердила Юля. — Что-то ее мучило.

— Я стал приглядываться к ней, но больше она ничем себя не выдала, — с сожалением в голосе сказал Глеб. — В конце концов, Стася имела право поступать так, как хочет. Не на привязи ведь он ее держал. Время шло, и она оставалась с ним. За несколько дней до аварии я пытался вызвать