Шрифт:
Закладка:
Vehuntur
In rate stultitioe, sylvam habitant furiae
[Они плывут в челне безрассудства и обитают в роще безумия].
Бюде в своем послании к Люпсету{642} полагает, что истинной цитаделью мудрости является гражданское право, другой удостаивает этой чести медицину, почитая ее квинтэссенцией природы, а третий низвергает и то, и другое и подымает флаг своей собственной особенной науки. Все ваши высокомерные критики, копающиеся в мелочах грамматики, всякого рода комментаторы, любознательные собиратели древностей, выискивающие любые остатки мудрости, ineptiarum delicias [услаждающего вздора] среди хлама древних сочинителей; Pro stultis habent nisi aliquid sufficiant invenire, quod in aliorum scriptis vertant vitio[734]; они портят все, что попадает им в руки, а толпы олухов, неспособных обнаружить их заблуждения, разумеется, заодно с ними; они поправляют других и кипятятся по поводу любого пустяка, ломают себе голову, выясняя, сколько улиц, домов, ворот и башен было в Риме, где именно родился Гомер{643} и еще насчет матери Энея и дочерей Ниобы{644}, an Sapho publico fuerit? onum prius extiterit an gallina?[735] et alia quoe dediscenda essent scire, si scires [и была ли Сапфо{645} блудницей, и что появилось раньше — яйцо или курица, — и прочую подобную галиматью, которую, если бы кто-нибудь и выяснил, следовало бы, как считал Сенека[736]{646}, поскорее забыть; например, какую одежду носили римские сенаторы и какую обувь, как они восседали и где у них располагался стульчак, сколько блюд подавали у них за обедом и с какой приправой, хотя, по мнению Людовика Вива[737], в нынешние времена повествовать об этом историку крайне смехотворно, для них же это самые излюбленные и тщательно разрабатываемые материи, за которые ими восхищаются, да и сами они так гордятся своими открытиями и так по этому поводу торжествуют, как если бы овладели городом или завоевали целую провинцию; подобные пустяки представляются им такой же ценностью, как если бы они открыли золотоносные копи. Справедливо говорится, что Quosvis authores absurdis commentis suis percacant et stercorant, своими нелепыми комментариями они превратно истолковывают и уродуют множество книг и достойных авторов; Скалигер называет их correctorum sterquilinia[738]{647} [блюстителями порядка в мусорной куче], выказывающими свой ум только в осуждении других, сборищем дурацких комментаторов, шмелями, трутнями и навозными жуками, inter stercora ut plurimum versantur, они разгребают весь этот мусор и навозные кучи, и какой-нибудь ветхий манускрипт многократно дороже им самой Библии, Thesaurum criticum[739] [критические сокровища] дороже им любых подлинных сокровищ, а своими пояснениями вроде deleatures, alii legunt sic, meus codex sic habet («здесь пропуск» или «некоторые читают это место так-то и так-то, но в моей рукописи здесь значится то-то и то-то»), своими postremae editiones («самое последнее издание»), аннотациями, исправлениями и прочим они лишь содействуют непомерному удорожанию книг, выставляют себя на посмешище, и пользы от их усердия нет решительно никому, но при этом, если кто-либо осмелится им возразить или попытается опровергнуть, они тотчас начинают безумствовать и берутся за оружие. Сколько бумаги изводят они в свою защиту, сколько поношений, сколько оправданий! Epiphilledes hae sunt et merae nugae[740]. [Зеленый виноград, сущий вздор.] Впрочем, я не отваживаюсь более распространяться об этом, защищать их, быть заодно или против них, ибо, как и все прочие, могу подвергнуться их нападкам. В заключение скажу лишь о них и всех прочих наших знатоках и философах, что все они, по мнению Сенеки, своего рода безумцы; помилуйте, высказывать догадки и сомнения насчет того, как читать древних авторов, исправлять их, но не стремиться исправить свою собственную жизнь или научить нас ingenia sanare, memoriam officiorum ingerere, ac fidem in rebus humanis retinere, как управлять своим рассудком или исправлять свои манеры, разве это не безумие? Numquid tibi demens videtur, si istis operam impenderit? Не безумен ли тот, кто вместе с Архимедом чертит линии, в то время как грабят его собственный дом и осаждают его город{648}, когда весь мир, да и сами мы объяты смятением, в то время как опасность угрожает нашим душам (mors sequitur, vita fugit [смерть гонится за мной, убегает от меня жизнь{649}]), мы тратим свое время на пустяки и вещи, не заслуживающие нашего внимания?
Что же до влюбленных[741], то ни один человек, я думаю, не станет отрицать, что они безумны. Amare simul et sapere [любить и быть мудрым] — ipsi Jovi non datur, даже сам Юпитер не может домогаться того и другого одновременно.
Non bene conveniunt, nec in una sede morantur
Majestas et amor[742].
[Между собой не дружат и всегда уживаются плохо
Вместе величье и страсть.]
Туллий, когда его побуждали ко второму браку, ответил, что не смог бы simul amare et sapere, быть мудрым и влюбленным одновременно{650}. Est orcus ille, vis est immedicabilis, est rabies insana[743], любовь — безумие, ад, неизлечимая болезнь; Сенека называет ее impotentem et insanam libidinem[744], невоздержностью и безумной похотью. Но я отложу пока этот предмет на потом, а влюбленные пусть тем временем выразят вздохом остальное.
Юрист Невисанни считает аксиомой, что «женщины в большинстве своем дуры»[745], consilium
