откуда я приехал? – терпеливо спросил он, и вот теперь мне захотелось стереть эту самодовольную улыбочку с его лица.

– С острова Монтсеррат, – с наигранно глуповатым видом ответила я, хотя, разумеется, уже догадалась, к чему он клонит.

– Как вам, должно быть, известно, это французская колония. И почему же, спрашивается, я должен был позволить вам составить конкуренцию французскому индиго? Знаете, сколько платят моему брату за наш краситель? Ну конечно, знаете, иначе меня бы сюда не пригласили.

– Вы правы. – Я притворилась, что с аппетитом ем, и намазала еще меда на хлеб, хотя у меня кусок не лез в горло. – Я была наивна. Но только в том, что считала вас скорее дельцом, чем патриотом. Разумеется, я знала, что вы с братом продаете свое индиго французам. И если вы думаете иначе, то вы не менее наивны, чем я. Стыд вам и позор. Теперь вы не только не получите покровительства будущего губернатора Антигуа, но и лишитесь своей профессиональной репутации как мастер индиго. Я об этом позабочусь.

– И что будет значить слово вздорной девчонки, слишком много о себе возомнившей, против слова родного брата одного из крупнейших производителей индиго с острова Монтсеррат? Кто вам поверит? В городе полно респектабельных джентльменов, с которыми я свел знакомство за игрой в карты. Они не колеблясь примут мою сторону и поверят моему экспертному мнению по части индиго, вместо того чтобы слушать россказни девицы, о которой давно идет дурная слава. Может, я и подмочил свою репутацию склонностью к азартным играм, но и ваша далеко не безупречна. Более того, ваши проступки куда серьезнее моих. Я все еще джентльмен, чье мнение готовы выслушать. Вы же ничто, пустое место.

У меня запылали уши и щеки.

– Что ж, я рада, что все окончательно прояснилось относительно вашего ошибочного стремления жениться на мне.

Только сейчас я призналась себе в истинной причине своего нежелания докладывать отцу о том, что произошло с нашим индиго. Если бы я это сделала, отец тотчас потребовал бы отослать Кромвеля восвояси. А отослав Кромвеля и тем самым уничтожив его профессиональную репутацию, я одновременно вынесла бы приговор Бену. И Бен тоже уехал бы прочь. Прочь от меня.

Если бы только я могла выкупить его из рабства… Но у нас не было и не предвиделось средств, пока не будет продан последний урожай риса из Гарден-Хилл. Да и какова цена раба, обладающего такими знаниями и навыками? Бен бесценен. И мысль о том, что мне придется с ним расстаться, что я могу никогда больше его не увидеть, ранила меня сильнее, чем знание о том, что он стал пособником в деле уничтожения индиго.

Мои угрозы Кромвелю были фарсом.

Бен – главное и единственное преимущество Кромвеля. Сомневаюсь, что я сумела бы убедить Кромвеля отпустить Бена, даже если бы попыталась. Значит, Кромвель должен остаться здесь. Можно было бы попробовать отдать ему должность Старрата в Уаккамо, но какой смысл в замене одного жестокого приказчика другим?

Кромвель отложил вилку и прищурился, глядя на меня:

– У вас… шашни с Беном, с моим негром?

Я резко встала из-за стола:

– Как вы смеете?!

– Или с Квошем, может быть? У вас столько возможностей остаться с любым из них наедине… – Он присвистнул и покачал головой: – Что, думаете, я не заметил? Так увлекательно было слушать пересуды о вас в городе, а потом понаблюдать за вами собственными глазами. Чем это, к примеру, вы занимаетесь с Квошем в рабочем кабинете каждое утро, а?

Я бросила на стол салфетку:

– Вам платят жалованье за работу и принимают в нашем доме. По-моему, вы здесь загостились.

В этот момент в столовую вошла Эсси, и у нее за спиной маячил Того.

– Миз Лукас, – сказала она, – Того нужно поговорить.

Лицо у негра было мрачное.

– Бен. Бен исчез.

35

Бен исчез. Его хижина была пуста. Я лично в этом убедилась, стоя на пороге. Собственно, там не было ничего, что напоминало бы о нем, кроме пряного запаха гвоздики, который у меня всегда с ним ассоциировался.

Я прибежала из дома под дождем, поэтому сейчас мокрая одежда липла к телу. Под ногами у меня были грубо оструганные пыльные доски настила. На мгновение я задалась вопросом – а не было ли все это сном? Встреча с Беном спустя столько лет, с новым Беном – теперь уже взрослым, гордым, широкоплечим стоиком с бесстрастным лицом, в котором уже не было детского озорства.

Позади меня хрустнула ветка, и я обернулась. Квош стоял, кусая губы, словно хотел и не мог мне что-то сказать. На меня он не смотрел.

– Бен ушел, – тихо сказала я, – из-за меня. Я обвинила его в неудаче с индиго, но истинный виновник – Кромвель, который все подстроил. Он манипулировал Беном.

«И моей матерью», – могла бы я добавить, но смолчала и отступила от входа в хижину, пропустив туда Квоша. Дождь перестал.

На обратном пути я завернула к навесу, который Квош построил для индиго – стен там не было, чтобы свободно поступал воздух, лишь стояли штабелями полки для красителя.

Ступив в тень навеса, я увидела пустые подносы, на которых должна была сохнуть масса из чана, и у меня снова сжалось сердце – ведь мы были так близко к успеху…

Я могла винить в неудаче кого угодно, но и сама была виновата – не надо было уезжать на бал. Я поехала лишь ради матери – и вот как она мне за это отплатила.

Родная мать сделала все, чтобы разрушить мое будущее. И не только мое – всех своих детей. Она лишила Джорджа наследства. Впервые я подумала, что она, возможно, сошла с ума. Что, если симптомы недуга, которые мы наблюдали у нее несколько лет, были признаками развивавшегося безумия?

Отныне я никому не могла верить, и винить мне в этом было некого, кроме себя самой.

Я не знала, получил ли уже огласку побег Бена, но так или иначе, на следующий день стало ясно, что он не вернется.

С матерью, после того как открылись ее козни, я еще ни разу не поговорила. После моего ужасного завтрака с Кромвелем, когда он рассказал о своих намерениях, она явилась ко мне в отцовский кабинет, и я немедленно удалилась, оставив ее с открытым от изумления ртом. Я велела принести полдник мне в спальню, обед и ужин – в кабинет, где и