Шрифт:
Закладка:
Она проживёт свою, пусть серую и блёклую, по мнению кого-то, тех же фейри, жизнь. Свою! Ту, которую пожелает для себя. И только она будет решать, какой будет эта жизнь!
Девушки, конечно, заметили, что Лика стала жёстче, но посчитали это обыкновенным взрослением. Тем более, что у каждой из них хватало своих забот и переживаний. Помимо учёбы, войны с Мерзким Слизнем и "походов в бордель".
Ильга тосковала по Варнеру. Люто тосковала, хоть и прекрасно держалась. С ужасом ожидала скорого возвращения пятого курса с практики. Что она станет делать, когда он без конца будет перед глазами?.. А, может быть, ей будет легче? Ведь так она хотя бы видеть его сможет?
Её носило и мотало в этих мыслях, как утлую лодчонку по волнам штормового моря. Нел наоборот чётко знала, чего хочет, а чего нет. И добивалась этого со всеми присущими ей упрямством и целеустремленностью.
Она не хотела нового срыва, и попасть "в гости" к Лавилю. Милый преподавательский домик пугал её почище, чем пыточная преступника. Нет, она не помнила ничего из того, что позволял себе тот… не вполне порядочный разумный, когда усыплял её…
Но это ведь не всё! У неё хватало ума и чуйки понять и увидеть, как странно декан целителей ведёт себя по отношению к ней. Как смотрит. Каким довольным выглядит каждый раз, когда она попадает к нему "в руки". И как он отталкивает её, приучая к определённому месту в своей жизни. Как Дастон раньше.
— Тоже мне, дрессировщик! Обломится ему его "дрессировка"! Только не так, как он думает!..
Нел твёрдо решила и даже пожелала тем самым желанием ведающих, чтобы срывов, таких срывов, где ей понадобилась бы помощь лекаря, больше не было.
Прикладывала для этого все усилия. Тренировалась до изнеможения, училась. И "ходила в бордель". Девушки в борделях болели и часто страдали от жестокости клиентов, даже без МС. Сил на них уходило много. А потому срывов не было. Даже признаков приближения не было. Ни одного.
И это несмотря на регулярные лекции у Мерзкого Слизня, который ел её глазами и гадко улыбался. Что-то он там думал, в своей мерзкой голове. Что-то планировал…
И чах. Очень плохо выглядел. Очень. Злоба и неудовлетворённость жизнью доканывали его. А пылающие прыщи только завершали картину страдающего и разбитого существа.
* * *Как бы там ни было, а Нел не желала ему смерти. Ещё чего! Взять на себя ответственность карать разумного, да ещё не в честном бою!.. Это было страшно, и вообще не то, к чему она готова. А потому Нел изо всех сил пыталась вспомнить, чего она нажелала Ельмину.
Пусть его наказывают, привлекают, да хоть на каторгу ушлют, если Лавиль сумеет что-то там доказать. Это не смерть. И не от её рук. Такого она точно не хотела. Ведающая она. Жизнь хранит, а не карает!
И вспомнила, наконец!.. Однажды погожим вечером поздней осени припомнила бедовая юная ведающая… Так вспомнила, что Илевею срочно пришлось разыскивать её подруг… Прибежали они и нашли Нел… Безутешно рыдающей над здоровенной бадьёй успокоительного чая.
— Что? — тут же воскликнула конкретная до мозга костей Айса.
Нел тоненько выла, кажется и не замечая их. Временами отхлёбывала чай. Забавно, громко. Губы у неё распухли от рыданий и не слушались. Вот и звучало смешно, и чай проливала на себя.
Девушки сели вокруг неё испуганные, не зная, что делать. Домовой посмотрел-посмотрел на печальную картину, да и метнулся за новыми кружками с волшебным чаем. Всех одарил. И себе оставил.
На правах самого взрослого и, чего уж там, хитрого, уселся к Нел поближе. Отхлебнул чай:
— День хороший. Был…
Нел согласно взвыла. Что-то вроде "Ой, был!".
— А сейчас… — продолжил Илевей.
Душераздирающий всхлип стал продолжением его фразы.
— А что ж так, рыбонька… — снова сделал затравку мелкий хитрый дед.
Нел послушно провыла продолжение:
— Плохо!..
Дед пожевал губами, поиграл бровями и зашёл с другой стороны:
— А что ж ты такая…
— Дура! — горестно взвыла Нел.
Выражение лица домового сделалось крайне сложным и неоднозначным. Снова случилась странная игра бровями, а после прозвучало крайне осторожное:
— Оно то, может быть, и так, ласточка… Да только с какой стороны на то посмотреть… Так то ты, рыбонька, огурцом… Когда нормальная, и без всего вот этого вот, бабского… Тогда ты огурцом. Ведьма и есть! Настоящая!.. А когда вот такое вот… Квашня квашнёй… Ни соображения, ни сил. Даже не разговариваешь по-людски, заюшка…
Как там может заюшка, да по-людски, это Илевей не пояснил потому, что Нел, наконец, прорвало. Она горестно взвыла:
— Как не ведьма, Илевеюшка! Ведьма и есть! Не ведающая! Тёмная ведьма я! Или вот-вот буду!
Хитро сверкнули глаза домового. Разговорил он рыбоньку! Вида не подал, что доволен, продолжил допрос дальше. Профессионально. Этого бы деда, да в Тайную Канцелярию! Пыточные бы тогда паутиной поросли за ненадобностью!
Кивал дед сочувственно, губами причмокивал. И между делом спрашивал:
— Что ж такого ты, ласточка, наворотила, что сразу так, в тёмные-то? Туда чтобы, это, я тебе доложу, дело не быстрое и не лёгкое. Душу влёт трудно погубить… Много сделать придётся… А ты, вишь, измудрилась… И чем же?
Нел внимательно прислушивалась к излияниям деда. Путь "в тёмные" заинтересовал и испугал её. Икнула она:
— Человека убила я…
Девушки вздрогнули. Илевей снова согласно покивал головой. Уронил философски:
— И такое бывает, ласточки… И не всегда за это того… в тёмные… Бывает падаль такая, что мир вам только спасибо скажет…
Нел от неожиданности такого взгляда на жизнь снова икнула:
— Ельмина я…
Домовой выпучился:
— Так я ж его, стервеца, только недавно видел! Когда
